— Ни хрена мы не разыскали, — заметно помрачнел подполковник. — А тебе зачем?
— Сопереживаю твоим успехам по службе! — буркнул Казарин и повесил трубку, подумав, что своих-то у него все равно кот наплакал и дело об убийстве Лены Плотниковой давно пора оформлять как «висяк».
* * *
Еще через несколько дней на пороге казаринского кабинета выросли две крепкие фигуры в штатском. Артема удивили не столько они сами, сколько то, что за их спинами маячила тушка нового прокурора области. Невысокий и пузатенький, он поначалу казался лишь неудачной пародией на монументальную тушу Сидора Карповича. Но в нескольких стычках с кликой покойного прокурора Вислогузова он быстро показал себя отличным профессионалом и закаленным аппаратным борцом. Чтобы этот человек сам снизошел до визита к следователю, пусть и важняку, должно было произойти нечто из ряда вон выходящее.
— Казарин, за тобой товарищи из Москвы, — строго проговорил прокурор.
— Собирайтесь, у нас очень мало времени, — властно приказал один из людей в черном, поправляя подмышечную кобуру, которая явственно оттопыривала черную ткань пиджака.
Казарин узнаёт о том, какая компенсация полагается за съеденного посла, что висит в крупнейших музеях мира вместо подлинных полотен великих живописцев и в чем преимущество мумии Ленина перед мощами Серафима Саровского.
— Введите! — послышалось из глубины кабинета, и Артем вяло удивился: обычно в таких случаях говорят: «Войдите!», а тут — вон оно как значится…
Великий человек восседал в строгом готическом кресле с высоченной, словно у трона, спинкой — только вместо державного орла ее венчал тяжелый, как перезрелый кочан капусты, резной герб СССР. Сидел человек неестественно прямо, будто его сухопарое, как у Великого инквизитора, тело было наполненным до краев кувшином, и он боялся расплескать его содержимое. Бледные длани хищно когтили прихотливую резьбу узорчатых подлокотников.
Но взгляд Казарина приковали совсем другие руки. Пальцы этих темных, как дефицитный бразильский кофе, рук шустро летали по плечам и шее Великого инквизитора. Вдруг тот неуловимо повел бровью, и волшебные персты темнокожей массажистки мгновенно замерли, повинуясь еле внятной команде. А секунду спустя она исчезла так же неслышно, как выполняла свою, судя по всему, очень непростую работу. Нелегко возвращать жизнь в вялую плоть полуживого вождя.
Так вот он какой… До этого Казарин видел его бесчисленное множество раз по телевизору — на трибуне мавзолея. Однако черно-белая рябь экрана не в состоянии была передать нюансы вроде мертвенной желтизны кожи и темных кругов вокруг глаз — то ли от работы, то ли от болезни. Генсек сильно сдал за последнее время — слухи про аппарат «искусственная почка», к которому все чаще приходится прибегать кремлевским врачам в борьбе за жизнь первого лица советского государства, мало для кого уже являлись новостью.
Великий человек размежил тяжелые, как у гоголевского Вия, веки и проговорил:
— Здравствуйте, товарищ Казарин. Простите, что мне пришлось столь срочно вызвать вас сюда. Возможно, я нарушил этим какие-то ваши планы. Прошу извинить меня, ибо для спешки имеются веские причины.
Голос у генсека был надтреснутым и слабым — как у смертельно больного человека.
— Вот, послали мы в порядке помощи одной дружественной африканской стране груз детского питания. А эти черные, увидев, что на банках нарисованы дети, решили, будто над ними издеваются и хотят накормить их человечиной, — пожаловался Андропов, кивнув в сторону двери, за которой скрылась темнокожая гурия. — И в отместку съели нашего посла. Мы, конечно, отправили ноту протеста. А их президент написал в ответ: мол, ничего страшного, бывает, можете в качестве компенсации тоже съесть нашего поела. Мол, мясо черных даже вкуснее, чем мясо белых. Видать, пробовал, стервец, и тех, и других. Вот что с ними делать? Пришлось взять хоть эту их массажистку — какой-никакой, а откуп.
Казарин выжидательно уставился на Андропова — спросить, чем он обязан столь высокой аудиенции, Артем не решался, но понимал, что генсек вызвал его уж точно не для того, чтоб поведать эту занимательную историю. А Андропов не спешил удовлетворять его любопытство. Вместо этого он медленно и осторожно, словно его кости были сработаны из стекла, восстал со своего трона и сделал приглашающий жест.
