– Минуточку, – вмешался кто-то. – Послушайте-ка.
Это был Норман Ханссон. Он что-то сказал в свой микрофон, потом обратился к Кольбергу:
– Я только что поймал наблюдателя на колокольне. Ему кажется, что он видит Бека.
– Видит? Где?
– Лежит на северном балконе со стороны двора. – Хансон серьезно поглядел на Кольберга и добавил: – Похоже, что он ранен.
– Ранен? А он шевелится?
– Сейчас нет. Но наблюдатель считает, что несколько минут назад он шевелился.
Сообщение могло оказаться справедливым. Ведь с крыши «Бонниерс» Рённу не видна дворовая сторона. А церковь расположена севернее дома, да вдобавок ближе на двести метров.
– Надо вынести его оттуда, – пробормотал Кольберг.
– Да и вообще пора кончать эту волынку, – мрачно сказал Гунвальд Ларссон и через несколько секунд он добавил: – В конце концов, только дурак мог полезть туда в одиночку. Только дурак.
– Молчим в глаза и говорим пакости за глаза, – подытожил Кольберг. – Знаешь, Ларссон, как это называется?
Гунвальд Ларссон долго глядел на него. Потом сказал с непривычной резкостью:
– Что ты хочешь – это безумный город в потерявшей рассудок стране. А на крыше перед нами сидит несчастный маньяк, и нам предстоит теперь снять его оттуда.
– В общих чертах верно, – сказал Кольберг.
– Сам знаю.
– Господи боже мой, нашли о чем разговаривать, – нервничал Мальм.
Ни тот ни другой даже не взглянули на него.
– О’кей, – сказал Гунвальд Ларссон, – ты пойдешь выручать своего дружка Бека, а я займусь остальным.
Кольберг кивнул. Он пошел было к пожарным, но на полдороге остановился и сказал:
– Знаешь, как я расцениваю твои шансы вернуться с крыши живым и невредимым? При твоем методе?
– Могу догадаться, – ответил Ларссон.
Потом он посмотрел на окружающих его людей и громко объявил:
– Я собираюсь взорвать дверь и штурмовать крышу изнутри. Мне нужен еще один человек. Максимум два.
Четверо или пятеро молодых полицейских и один пожарник тотчас подняли руки, потом еще один голос за его спиной сказал:
– Можно мне?
– Боюсь, вы меня не поняли, – продолжал Гунвальд Ларссон. – Мне не нужен помощник, который считает, что это его долг, не нужен и такой, который воображает себя героем и хочет отличиться. Возможность угодить под пулю здесь гораздо больше, чем вы подозреваете.
– К чему ты клонишь? – недоумевал Мальм. – И кого ты тогда хочешь взять?
– Вопрос может идти только о таких людях, которые действительно готовы подставить себя под пулю. Которых это забавляет.
– Возьми меня.
Гунвальд Ларссон оглянулся на говорившего.
– Ах это ты, – сказал он. – Хульт. Вот здорово. Значит, ты.
– Эй! – окликнул его какой-то человек с тротуара. – Я бы тоже не прочь.
Видный белокурый мужчина лет тридцати, одетый в джинсы и ношеную куртку.
– Вы кто такой?
– Моя фамилия Болин.
– А вы, вообще-то, из полиции?
– Нет, я строительный рабочий.
– Как вы сюда попали?
– Я здесь живу.
Гунвальд Ларссон испытующе оглядел его. Потом он сказал:
– Идите сюда. Дайте ему пистолет.
Норман Ханссон тотчас извлек свое оружие, которое почему-то носил в кармане пальто, но Болин отказался.
– А свое можно? Я его в минуточку принесу.
Гунвальд Ларссон кивнул, Болин убежал, а Мальм заметил:
– Вообще-то это противозаконно. И даже… ошибочно.
– Точно, – откликнулся Гунвальд Ларссон. – Здесь много ошибочного. И главная ошибка в том, что есть люди, которые готовы дать первому встречному свое личное оружие.
Болин обернулся скорей, чем за минуту, и принес свой пистолет. Кольт «хантсмен», калибр двадцать два, с длинным стволом и десятизарядным магазином.
– Ну а теперь за дело, – сказал Гунвальд Ларссон.
Он глянул вслед Кольбергу, который уже сворачивал за угол, надев на руку длинный моток веревки.
– Сперва пустим Кольберга, пусть унесет Бека, – продолжал он. – А ты, Ханссон, подыщи несколько человек, которые умеют взрывать двери.
Ханссон кивнул и ушел.
Через некоторое время Ларссон сказал:
– О’кей.
Он тоже завернул за угол, сопровождаемый своими помощниками. Когда они подошли к дому, он сказал:
– Вы возьмете на себя южную лестницу, а я северную. Когда подожжете бикфордов шнур, спуститесь по меньшей мере на один марш ниже. Лучше бы на два. Справишься, Хульт?
