Когда Гюнвальд Ларссон вышел из своего кабинета в управлении полиции на Кунгсхольмсгатан, была половина одиннадцатого вечера, и в его планы вовсе не входило стать героем, конечно, если не считать подвигом поездку домой, в Булмору, где ему предстояло принять душ, облачиться и пижаму и лечь в постель. Гюнвальд Ларссон с удовольствием подумал о своей пижаме. Он только сегодня ее купил, и большинство его коллег не поверили бы, узнай они, сколько она стоит. По дороге домой ему предстояло выполнить одно маленькое служебное дело, которое вряд ли задержит его больше чем на пять минут, а возможно, и того меньше. Все еще думая о своей пижаме, он надел болгарскую дубленку, выключил свет и захлопнул дверь. Дряхлый лифт, как обычно, не работал, и Ларссону пришлось дважды ударить ногой в пол для того, чтобы уговорить его двинуться. Гюнвальд Ларссон был крупным мужчиной, ростом более 190 см и весом около 100 кг, так что топал ногой он внушительно.
На улице было холодно, порывы ветра бросали в лицо сухой, колючий снег, но Ларссону нужно было пройти всего лишь несколько шагов до своего автомобиля, и поэтому плохая погода его не волновала.
Глядя налево, Гюнвальд Ларссон проехал по Вестерброн. Он видел городскую ратушу с тремя подсвеченными желтым светом золотыми коронами на шпиле над башней и тысячи других огней. Он поехал прямо до Хорнсплан, свернул влево на Хорнсгатан, а потом направо у станции метро «Цинкенсдамм». Проехав еще около 500 метров в южном направлении по Рингвеген, он притормозил и остановился.
Несмотря на близость этого района к центру Стокгольма, многоэтажных домов здесь не было. К западу от улицы простирался парк Тантолунден, с противоположной стороны возвышался каменистый холм, у подножья которого находилась автостоянка и заправочная станция. Улица называлась Шёльдгатан, но в действительности была вовсе не улицей, а скорее частью обычной дороги, оставленной здесь по совершенно необъяснимым причинам архитекторами, которые буквально опустошили весь этот район города, впрочем так же, как и большинство других районов, лишив их собственного лица и уюта.
Шёльдгатан была длиной менее 300 метров и соединяла Рингвеген и Розенлундсгатан; ездили по ней в основном лишь такси и редкие полицейские автомобили. Летом здесь был своеобразный зеленый оазис, и, несмотря на оживленное движение по Рингвеген и поезда метро, грохочущие всего в 50 метрах отсюда, подростки со всего района, запасшись вином, сосисками и засаленными колодами карт, собирались в кустах и знали, что никто их не станет беспокоить. Однако зимой здесь вряд ли можно было найти человека, который явился бы сюда по собственной воле.
Однако именно в этот вечер, седьмого марта 1968 года, в кустах к югу от дороги терпеливо стоял и мерз человек. Он смотрел, хотя и недостаточно внимательно, на жилой дом, деревянное двухэтажное здание старой постройки. Еще несколько минут назад в двух окнах на втором этаже горел свет, оттуда доносились музыка, веселые голоса и взрывы смеха, но теперь все огни в доме были погашены, и стоящий в кустах человек слышал лишь завывания ветра и приглушенный шум уличного движения. Человек стоял в кустах не по собственной воле. Он был полицейским, звали его Цакриссон, и больше всего на свете ему хотелось оказаться в любом другом месте.
Гюнвальд Ларссон вышел из машины, поднял воротник и натянул меховую шапку на уши. Он пересек широкое шоссе, прошел мимо заправочной станции и зашагал по грязному размокшему снегу. Дорожная служба наверняка не хотела тратить свои запасы соли на этот неиспользуемый участок шоссе. Дом стоял в 75 метрах дальше, чуть выше уровня дороги и под острым углом к ней. Ларссон остановился, огляделся вокруг и тихо позвал:
— Цакриссон?
Человек в кустах вздрогнул и подошел к нему.
— Плохие новости, — сказал Гюнвальд Ларссон. — Тебе придется отдежурить еще два часа. Изаксон заболел.
— О черт! — воскликнул Цакриссон.
Гюнвальд Ларссон посмотрел на дом, поморщился и оказал:
— Тебе следовало бы стоять на склоне.
![В пучине тьмы [фрагмент]](/uploads/books/images/07/071df4ef4a344d42ccd7f57bdac523da5556870e.jpg)
