За ней вскоре пришла вторая: Таня услышала скрипку. На ней играл сын профессора, черноглазый мальчик с черными вихрастыми волосами, среди которых над затылком забавно выделялась маленькая светлая прядка. Мальчика звали Георгием. Он был старше Тани на полгода. Учили его насильно, по желанию отца, который считал, что не использовать музыкальный слух и редкие способности было бы непростительным легкомыслием. Но мальчишку музыка совсем не увлекала, хотя и давалась легко. Игра его, отличавшаяся чистотой и легкостью техники, гасила даже самую простую песню, делала ее деревянной, сухой, без души. Отец видел это, но продолжал учить сына, не слушая советов жены, которая старалась его убедить, что для музыки, кроме способностей и природных данных, прежде всего необходима любовь.
— А Паганини! — восклицал отец, вонзая в пространство палец. — Как учили Паганини? Разве он любил скрипку, когда начал учиться? Когда в чулане под замком часами играл упражнения?
Мать вздыхала, качая головой, и сын продолжал учиться.
Первая встреча с Георгием состоялась вскоре после приезда Громовых. В условленный час Таня пришла готовить урок и услышала скрипку. Георгий играл этюд, стоя спиной к двери, и не видел Таню.
Он взял неверную ноту. Таня поправила:
— Здесь не так надо.
Мальчик прервал игру, обернулся и сердито ответил:
— Без тебя знаю!
— А зачем врешь?
— Сама врешь! А я пробую, как тут лучше можно, вот!
— Это нельзя лучше, — не сдавалась Таня, — только правильно можно.
Георгий показал язык и убрал скрипку. Девочка села за рояль, а оскорбленный скрипач, пользуясь отсутствием старших, заявил:
— Вот попробуй только еще указывать, больше и к роялю не подойдешь!
Так состоялся первый «принципиальный» разговор.
Узнав об одаренности Тани, Громовы разрешили ей заниматься на рояле чаще. Отец Георгия слушал ее игру и вздыхал:
— Рядом с ее игрой Гошкина музыка не больше, чем стукотня швейной машинки.
Однажды профессор попросил Таню сыграть вместе с его сыном баркаролу Чайковского. Таня не посмела отказаться, но согласилась со страхом: «Играть вместе со скрипкой? Выйдет ли у нее?»
Аккомпанировала Таня первый раз в жизни. Она все время прерывала юного скрипача, требуя певучести звука, будто была старой опытной учительницей. Георгий злился, но желанию отца перечить не смел. Он множество раз принимался играть неудававшиеся места с начала. Краснел. Обливался потом, мысленно называя Таню противной девчонкой и «подумаешь-педагогшей». Злость ли, упрямство ли, природные ли способности помогали ему, только после этого первого скорее поединка, нежели дуэта «педагогша», ясно взглянув на него, заявила совсем не по-учительски и без тени превосходства:
— Как хорошо со скрипкой! Давай каждый день вместе играть, ладно?
Георгий незаметно для других скорчил Тане гримасу, но на другой день… они снова играли вместе под присмотром отца. Снова дулся Георгий. Снова профессор, подпевая вполголоса, покачивал головой в такт второй мазурке Шопена. Снова Таня останавливала мальчишку в особо «деревянных» местах…
Так проходили дни. Дети понемногу подружились. Георгий видел, как старательно готовит уроки Таня, и занимался скрипкой все серьезнее. День ото дня теплее становилось звучание скрипки.
А потом был день, ясно сохранившийся в памяти Тани. Они вдвоем с Георгием украшали елку в квартире Громовых. Таня стояла на стуле и старалась повесить на дальнюю веточку блестящий малиновый шарик. Она тянулась и не могла достать.
— Дай я! — сказал Георгий. Он вскочил на тот же стул и хотел взять шарик.
— Я сама достану, — говорила Таня, отстраняя его руку.
Георгий вдруг чмокнул ее в щеку возле самого уха так звонко, словно рядом лопнул резиновый мячик. Таня вскрикнула. Малиновый шарик вырвался из рук, упал и разбился вдребезги. Она вспыхнула и с укоризной взглянула на Георгия. Он стоял рядом и растерянно говорил: «Ну прости, ну, Татьянка, ну, милая… Ведь я же нечаянно!..»
— Я и не сержусь вовсе, — ответила Таня и заплакала.
2
Отец Тани Григорий Федорович Озерцов был на хорошем счету среди токарей механического завода, что в небольшом городе, километров на двести севернее Москвы. Расчет на заводе ему выдали неохотно: «Таких токарей поискать!» Но причина была уважительная: он увозил семью в Москву, дочке нужно было учиться музыке по-настоящему.
