По пути я звоню Томми.
— Ты все еще ездишь за мной? — спрашиваю я.
— Да.
— Ситуация изменилась. — Я рассказываю ему о телефонном разговоре с Хиллстедом.
— Что ты хочешь, чтобы я делал?
— Я хочу, чтобы ты поехал по его адресу и последил за его домом. Если увидишь, что он вышел из дома один, значит, он обошел нас.
— И?..
— Если такое произойдет, прикончи его.
Длинная пауза, затем Томми отвечает обычным тоном:
— Понял.
— Спасибо, Томми.
— Эй, Смоуки, постарайся не нарваться на пулю. — Он несколько мгновений молчит. — Мне бы все же хотелось узнать, приведет ли это куда-нибудь. — Он отключается.
Мы останавливаемся на подъездной дорожке. Все выглядит мирно. Тихо и спокойно, обычный пригород. Когда я выключаю двигатель, звонит мой сотовый.
— Барретт.
— Вы уложились в отведенное время, Смоуки. Я так горд! Теперь позвольте сообщить вам, как мы все устроим. Вы войдете через парадную дверь. Ваши друзья останутся снаружи. Если произойдет что-то, кроме этих двух вещей, я убью Элайну и малышку Бонни. Ясно?
— Ясно.
— Ну, так входите, входите!
Он отключается. Я вытаскиваю пистолет, проверяю обойму и позволяю пистолету поудобнее устроиться в моей руке. Гладкая черная стальная птица смерти.
— Я вхожу, вы остаетесь здесь. Таковы его требования.
— Не желаю слушать это дерьмо, — заявляет Алан. В голосе слышится отчаяние.
Я смотрю на него. Внимательно.
— Я обо всем позабочусь, Алан. — Я позволяю ему увидеть дракона, услышать его. Показываю ему пистолет. — Я не промахнусь.
Он смотрит на пистолет. Облизывает губы. На его лице одновременно и скорбь, и беспомощность. Но он сглатывает и кивает. Я бросаю взгляд на Джеймса. Он тоже кивает.
Что еще сказать? Я поворачиваюсь и, держа в руке пистолет, иду к дому Хиллстеда. Кладу руку на ручку и поворачиваю ее. Сердце бешено стучит, кровь стремительно бежит по жилам. Я и возбуждена, и напугана. Я вхожу в дом и закрываю за собой дверь.
— Поднимайтесь наверх, Смоуки, дорогуша, — слышу я голос Хиллстеда, доносящийся со второго этажа.
Я медленно иду по лестнице. По спине стекает пот. Я уже наверху.
— Сюда, агент Барретт.
Я поднимаю пистолет и вхожу в спальню. То, что я вижу, действует на меня так, как он и задумал: я замираю на месте от страха.
Элайна привязана к кровати. Она голая, руки и ноги стянуты веревкой. Меня начинает тошнить, когда я замечаю, что он уже поработал ножом. Нарисовал клетки для игры в крестики и нолики у нее на животе. Сделал надрез над грудью. Я смотрю ей в глаза и с облегчением вижу: хотя она и в ужасе, но держится. Это означает, что Хиллстед еще не сломал ее.
Питер сидит около кровати в мягком кресле с Бонни на коленях. Он держит нож у ее яремной вены. Она тоже держится, но в ее глазах я вижу кое-что еще, чего нет у Элайны: ненависть. Если бы она могла, она убила бы человека, который убил ее мать.
— Дежа-вю, не так ли, агент Барретт? Как вы могли заметить, до лица Элайны я еще не добрался. — Он хихикает. — Я подумал, что стоит привнести в эту сцену кое-что из вашей боли и психоза. Здесь мы тоже уничтожаем нечто красивое, покрываем шрамами, уродуем. И наконец, здесь у нас есть ваша дочь Алекса, человек-щит.
Я поднимаю пистолет, но он прячется за головой Бонни. Нож прижимается к горлу крепче, и появляется капля крови.
— Давайте не будем торопиться, — говорит он. — Я и для вас приготовил кресло. Садитесь. Как говорится, дайте отдых ногам. — Он выглядывает из-за Бонни и улыбается: — Как в добрые старые времена.
«Похрусти его костями!» — рычит дракон.
«Тихо, — говорю я ему. — Мне нужно сосредоточиться».
Я озираюсь, вижу кресло, на которое показывает Хиллстед. Разумеется, оно повернуто к нему. Действительно, как в старые времена. Я подхожу и сажусь.
— Собираешься еще покопаться в моей психике, Питер? — спрашиваю я.
Он смеется и качает головой:
— Это все уже позади для нас обоих. Я ничего нового не могу сказать вам о вас.
— Тогда чего ты хочешь?
Его глаза мерцают. В такой ситуации зрелище отвратительное.
— Я хочу поговорить с вами, Смоуки. И затем я хочу видеть, что произойдет.
Я смотрю на его колени. Я могу прострелить их в одно мгновение, поднять пистолет, бам-бам, и последний выстрел в голову. Вдох-выдох, три нажатия на спусковой крючок — и прощай, Питер.
