Этот монстр по имени Питер Хиллстед оставил за собой сплошные руины. Дон Роулингс. Я. Бонни. Он раскрошил наши надежды, как кусок хлеба, и скормил эти крошки скользким тварям, ползающим в темноте. Он насытился нашей болью подобно вурдалаку.
Он не олицетворяет все зло мира, я понимаю. Но сейчас он для меня — источник зла. Он — мои страдания, крики Мэтта, удивленный взгляд Алексы перед смертью от пули, посланной мной. Он — погибшие ребятишки, которых Дон Роулингс видит во сне, он — смерть моей подруги детства, он — реанимационная палата, где лежит Келли, и он — унылое существование женщины, родившей его.
— Где вы? — шепчу я.
Я опять слышу, как он улыбается.
— Задело, верно? Отлично. — Он делает паузу. — То было ваше последнее испытание, Смоуки. Если вы смогли пережить Сэндса, значит, вы мой Абберлайн. — Голос у него почти ласковый.
Мечтательный.
— Где вы? — повторяю я.
Он смеется:
— Я скажу вам, где я, но сначала я должен вас кое-чем порадовать. Передайте привет агенту Барретт.
Я слышу, как телефонная трубка прижимается к чьему-то уху.
— С-смоуки?
Я подскакиваю, как будто получила электрический заряд.
Элайна. Все происходило так быстро. Кинана и Шантца никем не заменили. Я кляну себя: «Дура, дура, дура!»
— Она тут, со мной, Смоуки. И с ней кое-кто помладше. Тот, кто не может говорить по телефону, потому что… Не может она сейчас говорить, вот и все. — Он смеется. — Как насчет дежа-вю?
Я тону. Мне нечем дышать. Время движется в унисон с моим сердцебиением. Я чувствую не страх, я ощущаю ужас. Душераздирающий, истеричный, животный ужас. Я удивляюсь, слыша свой спокойный голос.
— Где вы, Питер? Только скажите, и я приеду к вам. — Я не прошу его не причинять вреда Элайне и Бонни. Тем более что все равно не поверю в его обещание.
— Правила будут такими, Смоуки. Я в своем доме. Элайна голая, она привязана к моей кровати. Малышка Бонни в моих объятиях. Знакомая картинка? Если вы не будете здесь через двадцать пять минут, я убью Элайну, и Бонни увидит знакомую картинку. Если я увижу полицию или кого-нибудь из СВАТа, или даже заподозрю, что они где-то рядом, я убью их обеих. Вы можете прихватить свою команду, но никого больше, это между вами и мной. Вы понимаете?
— Да.
— Прекрасно. Тогда время пошло.
Он отключается.
— Что, черт побери, происходит? — спрашивает Алан.
Я не отвечаю. Смотрю на Алана. Он весь напряжен, он наготове. Алан всегда наготове. Особенно если надо помочь другу. Я слышу собственное дыхание: вдох-выдох, вдох-выдох.
На меня нисходит вселенское спокойствие. Я нахожусь на пляже, прижимаю к уху раковину. Слышу далекий рокот. Интересно, это шок?
Я так не думаю. Я вообще ни о чем не думаю. Я имею дело с Хиллстедом, который добивается всего, к чему стремится. С Хиллстедом, готовым убить не задумываясь, без сожаления и угрызений совести. Для него убить — все равно что для меня выдернуть сорняк.
Я кладу руки на плечи Алана, смотрю ему в лицо:
— Послушай меня, Алан. Я должна тебе кое-что сказать, и я хочу, чтобы ты это услышал. Я хочу, чтобы ты держал себя в руках. Я обо всем позабочусь.
Он молчит. В его глазах беспокойство и догадка.
— Он захватил Элайну и Бонни, — говорю я.
Я ощущаю, как сжимаются его мускулы, как вздрагивает все его большое тело. Он ни на секунду не отводит от меня взгляда.
— Он захватил их и теперь вызывает меня, так что мы сейчас поедем туда, где он их держит. Когда мы туда приедем, мы освободим их и убьем его, чего бы это ни стоило. — Я крепко сжимаю его плечи. — Ты меня понял? Я обо всем позабочусь.
Он не отрывает от меня взгляда. Джеймс сидит тихо и ждет.
— Он будет пытаться выбраться и забрать их с собой, — говорит Алан.
Я киваю:
— Знаю. По-видимому, мне нужно его опередить.
Алан берет меня за руки. Бог мой, ну и огромные же у него руки! Но пожатие мягкое.
— Опереди его, Смоуки. — Голос у него срывается.
Он опускает мои руки и отходит в сторону. Вытаскивает пистолет, проверяет обойму и направляется к машине.
— Пошли, — говорит он.
Гнется, но не ломается.
«Но мы-то сломаем? — спрашивает дракон. — Мы похрустим костями?»
Вопросы риторические, я не отвечаю.
