По тому, как задержанный вошел, как взглянул, как шагнул на середину комнаты, Ваупшасов понял, что перед ним военный. Догадка тут же подтвердилась, когда гость, вытянув руки по швам, представился:
— Бывший офицер «корпуса самообороны» Крушинский.
В маленькое оконце командирской землянки слабо проникал затемненный лесами свет. Ваупшасов неторопливо зажег жестяную лампу на столе и чуть отодвинул ее в сторону, стараясь получше рассмотреть пришельца.
— Того самого корпуса, что создан по указке Кубе для борьбы с партизанами?
— Так точно.
— И с какого же времени вы стали бывшим?
— Фактически давно, а формально со вчерашнего дня, когда ушел в леса.
— Что же вас привело к нам?
Лицо Крушинского не выражало ни растерянности, ни страха. Держался он так, будто попал к своим добрым товарищам.
— Давно искал связи с партизанами, — Крушинский взглянул на скамейку, давая понять, что предпочел бы вести беседу в менее официальной форме и обстановке. Ваупшасов не принял намека, однако ж счел нужным назвать себя:
— Я командир партизанского отряда. Цель вы достигли. Что дальше?
— Я намерен привести в ваше распоряжение подразделение, которым командую. Пятьдесят два человека. Пошлите со мной своих людей. Заверяю — никакой провокации, никакой игры. Только одно — перейти на вашу сторону.
— Как долго командуете подразделением?
— Три месяца. Все время ушло на формирование. Боев с партизанами не вели и вести не собирались. Если не считать трех кулацких сынков, которых берусь изолировать, все подразделение готово сложить оружие или, если поверите, повернуть его против немцев.
— Что за люди у вас под командой?
— В основном, молодежь, согнанная немцами подугрозой смерти.
— А вы?
— Служил в Красной Армии. Попал в плен по ранению. И сейчас еще не зажило, — Крушинский провел рукой по перевязанной шее. — Потом пришлось выбирать — концлагерь, разведшкола или «корпус самообороны».
— Садитесь и рассказывайте подробнее.
— Может, пусть напишет? — предложил до сих пор молчавший Меньшиков.
— А потом и напишет. Все, начиная с биографии. О корпусе детально.
Крушинский снял кепку, попросил нож, распорол подкладку и осторожно, чтобы не порвать, извлек свернутый листок бумаги.
— Это вам.
Писал заместитель начальника штаба «корпуса самообороны». Фамилии не называл. Предлагал встретиться. Назначал место, день и час. «В означенном районе буду находиться с инспекционными целями. Встреча желательна без охраны. Надеюсь заслужить прощение. Прошу верить как мне, так и моему доверенному. Оба мы состоим в нелегальной организации офицеров корпуса и готовы служить Советской власти так же, как служили ей прежде».
Ваупшасов дважды прочел письмо, вглядываясь в каждое слово. Не потому, что неясен был смысл, а потому, что хотелось понять неизвестного корреспондента. Открыто, искренне действующий человек, пожалуй, не выговаривал бы условия. А тут желает перейти на нашу сторону, — размышлял Ваупшасов, — и боится, что я прибуду не один. Да нужно ли встречаться с таким? А почему нет? Ваупшасов пододвинул письмо Меньшикову и взглянул на «самооборонца»:
— Хорошо знаете этого человека?
— Достаточно, чтобы делиться сокровенными мыслями.
— Кто он?
— Бывший командир Красной…
— Бывший — живший, — перебил Ваупшасов. — Знаете, о чем он пишет?
— Да. Я готов вас проводить. Во всяком случае, имею такое поручение.
— Кто-нибудь знает, что вы отправились к партизанам?
— Никто, кроме…
— Это ясно, а в подразделении?
— Считают, что я в штабе корпуса.
— И последний вопрос. Кто вам показал сюда дорогу? Прежде чем ответить, Крушинский помолчал, покусывая нижнюю губу.
— Есть люди, которые так же доверяют мне, как и вам.
— А конкретно?
— Можно не называть?
— Ладно. Узнаем без вас. Товарищ Меньшиков, распорядись накормить, перевязать, устроить. Завтра, — обратился Ваупшасов к Крушинскому, — отправимся вместе. После переговоров с вашим другом побываю у вас. Хочу лично поговорить с вашими вояками.
…В этом домике на деревенской околице Ваупшасов уже бывал. Хозяйка была связана с партизанами и сейчас ласково говорила:
— Вы в нем, Станислав Алексеевич, не сомневайтесь. Он человек верный и не раз нам помогал.
