Он почувствовал ее удивление, внезапное подозрение, что он каким-то образом утешает ее, и его урчание усилилось. Она села в кровати, и он залез ей на колени и свернулся клубком, прижавшись к ней носом, вдыхая ее странный и в то же время не странный запах, и его хватка на ее печали сжалась сильнее. Печаль была ее, а не его, поэтому она не грызла его так же, как ее. Он сопереживал ее горю, но оно не могло задеть его, и он растянулся по его острым краям. Принцесса была мыслеслепа. При желании он мог пройти по их связи и удалить всю печаль настолько основательно, что она никогда больше не почувствует даже ее отголоска, а остановить его она не могла. Но это нарушало древнейшие традиции Народа. Каким бы сильным ни было искушение, он этого не сделает, потому что такой поступок во имя любви вполне мог со временем превратиться во что-то совсем иное. Даже с самыми добрыми намерениями можно причинить немыслимый вред, если решать, какую боль, какую печаль забирать у другого, потому что всегда можно найти разумные причины взять еще одну боль, еще одну печаль… пока тот, кого любишь и кому пытаешься помочь, не станет подобен пустому человеку, который покусился на жизнь человека Искателя-Мечты. Боль и горе — тяжкое бремя, которое следует делить с любимыми и исцелять, когда исцеление возможно. И все же, как он сам сказал Парсифалю, даже у Народа самые мощные мыслесветы и самые сильные индивидуумы часто вырастали из горя и необходимости справиться с ним.
Адриенна смотрела на кота во все глаза. Легчайшее прикосновение внутри нее скорее домысливалось, чем чувствовалось — присутствие, которое обнаружилось только когда утекло ее горе. Нет, подумала она, не утекло . Древесный кот не забрал ее боль, а просто… встал между ней и Адриенной. Как Элвин Тудев загородил ее своим телом от опасности, так и кот каким-то образом загородил ее своей любовью от ее горя. Оно никуда не делось, она все еще страдала, но больше не была с ним один на один, и это все, что имело значение.
— Спасибо, — прошептала она, наклоняясь, чтобы поцеловать его между ушами. Он замурлыкал еще громче и прижался к ней. Она позволила себе еще немного понежиться в его любви, но ее ждали обязанности, и она отказалась отложить на потом то, что обязана сделать.
Глубоко вздохнув, она потянулась к терминалу комма. Этот не был стандартного больничного образца, и она мрачно улыбнулась. Специальные высоко защищенные системы связи следовали за ней по пятам… даже сюда, в больничную палату. Пробрался ли техник внутрь, что подсоединить их, пока она была без сознания? Скорее всего, нет, решила она. Куда бы она ни путешествовала, ее охрана в числе прочих деталей всегда беспокоилась о том, в какой госпиталь ее отвезут в случае крайней необходимости. Поэтому они наверняка позаботились о том, чтобы в выбранном ими госпитале имелось нужное оборудование для связи, на случай если оно ей понадобится.
Адриенна отбросила эту мысль и нажала на кнопку приема возле мигающего огонька ожидающего сообщения. Прозвучал тихий сигнал, и она прочистила горло.
— Авторизация выдачи сообщения, — произнесла она медленно и четко. — Адриенна Мишель Аориана Элизабет, Альфа Семь, Отель три, Лима.
Мгновение компьютеры проверяли ее голос и код авторизации для этой поездки, а потом на экране засветилось изображение ее отца.
«Он ужасно выглядит». — подумала Адриенна. Глаза Роджера распухли, а морщины на лице казались выжженными кислотой. Несколько секунд он молчал, потом резко вздохнул и тут же начал говорить:
— Я знаю, почему ты поехала в Твин Форкс, Адриенна, — сказал он и она сидела не шелохнувшись, потому что его голос изменился. Он был безжизненный, резкий, размытый и неровный — совсем не тот ровный, бесстрастный и вечно, смертельно благоразумный голос, который она привыкла бояться. — Я знал, что ты собираешься сделать еще до твоего отъезда с Мантикоры, и это привело меня в ярость — чего ты и добивалась — но я ничего не сказал. И потому, что не сказал, я почти тебя потерял.
Его голос внезапно дрогнул на последних четырех словах, и он остановился и ухватился за челюсть, крылья его носа раздувались, а мышцы щеки подергивались. Адриенна пораженно уставилась на дисплей, потому что за десять лет со смерти королевы Соланж она ни разу не видела в нем такой бури эмоций.
