Ай да царь, ай да царь,
Православный государь!
Царствует он где же?
Всякий день в манеже.
Ай да царь, ай да царь,
Православный государь!
* * *
На рабочую слободку налетела орда. Лейб-кавказцы врывались в дома. За неимением добычи били и ломали все подряд, секли людей нагайками, приставали к женщинам, мусульмане глумились над иконами. Налегали на выпивку, забыв про Коран. У кого находили оружие, вязали руки и уводили. По соседству разбойничали атаманцы. Фабричные попрятались по домам, лишь кое-где хватались за ружья, отстреливались, убегали.
К дому Кузнецова абреки подошли в тот момент, когда Любка вышла за лекарствами для раненого. Пьяные горцы схватили ее, загорланили:
— Сейчас узнаешь, какие мужчины на Кавказе есть! Азембек, давай!
Князь Атажуков повалил отчаянно визжавшую Любку на копну сена, задрал ей подол, расстегнул штаны.
— Что делаете, басурманы?!
Ванька со штыком наперевес выскочил из дома. Следом бросились Тарас, Ашот, Достоевский, мальчишки и Степанов с женой. Ниндзя Ига, оставшись в доме, вынул остро заточенные ножи-звездочки. Казбек выставил в окно винтовку, нацелился в грудь Азембеку, потом опустил прицел к низу живота. Еще миг — и у дома Степанова закипела бы отчаянная схватка.
И тут над слободой загремело:
Только за парады
Раздает награды.
А за комплименты —
Голубые ленты.
А за правду-матку
Шлет он на Камчатку.
Ай да царь, ай да царь,
Православный государь!
Горцы оцепенели. Шли бойцы, прошедшие Украину, Балканы, Кавказ, Хиву и Афганистан. Мастеровые выбегали на улицу с криками:
— Пестель пришел! Пестель, защити!
Безжалостным взглядом фельдмаршал окинул Азембека.
— Вы чем это заняты, князь Атажуков? За насилие над женщиной в военное время…
Азембек беспомощно взглянул на Мишеля, но тот явно не был настроен спасать шурина. На помощь пришел князь Орбелиани:
— Разве вы не знаете наших пылких мужчин?
— Да-да! Если надо, я готов жениться на ней!
Азембек, застегнув штаны, опустился перед Любкой на одно колено.
— Русская девушка! Я, князь Азембек Атажуков, прошу тебя стать моей женой!
Любка ойкнула, встала, привела себя в порядок. Родители принялись уговаривать:
— Соглашайся, Любушка! Княгиней будешь!
Любка подняла Азембека с колен и расцеловала при всех.
— Согласна! Папенька с маменькой, благословите!
Пестель скептически усмехнулся.
— В виду разницы в исповедании брак может зарегистрировать командир эскадрона.
Просить самого фельдмаршала расписать их, как в свое время Мишеля с Кученей, у Азембека наглости не хватило. Ванька тихо выругался: «Курва ты, Любка! Ох, и курва!». И, вскинув ружье на плечо, зашагал следом за пестелевцами.
Азембек усадил невесту на коня перед собой, и лейб-кавказцы поскакали прочь с криком: «Пестель идет! Мы с ним воевать не будем!». Следом нахлестывали коней атаманцы.
Бой за соляной завод стих сам собою. Конные артиллеристы и павловцы думали только о том, чтобы выбраться из ловушки. А к пестелевцам пристраивались, снова в сюртуках стражников и с ружьями, мастеровые.
Пестель ехал Сампсониевским проспектом. Трупы мастеровых, разрушенные баррикады. Фабрики с обгорелыми, продырявленными ядрами стенами. А ведь он мог, мог привести войска в город и предотвратить эту бойню…
В начале проспекта к нему выехали Трубецкой с Мишкой Муравьевым.
— Что вы делаете, фельдмаршал? Зачем ввели войска в город?
— Чтобы навести порядок, которого вы, военный министр со столичным правителем, навести не можете или не желаете. Только что мне пришлось защитить рабочую слободу от бесчинствовавших абреков. А ваши атаманцы, похоже, перепутали ее с чеченским аулом. Мои кавказцы, как видите, такого не творят… В довершение всего, по моим сведениям, вы, Муравьев, вместе с Паскевичем подбивали государя разогнать Вече силами Преображенского и Конногвардейского полков.
— Злонамеренная клевета…, — пролепетал Мишка-вешатель.
— Допускаю. Опровергнуть же ее возможно одним способом. Пусть названные полки возьмут под охрану Таврический дворец вместе с моими двумя полками. И немедленно уведите с Выборгской стороны всех карателей. Порядок тут вполне обеспечит народная стража.
С моста кричали «Ура!» лейб-гренадеры.
