Нельзя сказать, чтобы английские матросы плохо относились к Егору. Никто не обижал его ни словом, ни зуботычиной, как водилось в те времена на флотах. Повода к тому Егор не давал, был прилежен и аккуратен.
Моряки, кажется, приняли его в свою семью, он ел за общим столом солонину и галеты, пил жидкий кофе, спал в помещении для команды в подвесной койке, видя тревожные сны, навеянные тоской по дому. Но так как он в море пошел впервые и многого из моряцкой науки не знал, да к тому же не понимал по-аглийски, — он чувствовал себя здесь не очень уверенно.
В команде было около двух десятков матросов. Большинство их работали с парусами. Это были опытные морские скитальцы, нанявшиеся по договору в «Стивенсон энд Компани» в разное время: одни плавали на «Пассате» несколько лет, другие ступили на его борт только впервые во время стоянки в Лондоне. Егору хотелось познакомиться с ними поближе.
Рядом с койкой Егора была койка Энди, моряка, который на Смольном буяне помял Егору бока, испытывая его силу. Сначала Егор побаивался Энди, но вскоре убедился, что этот англичанин — хороший малый и опасаться его не стоит. Там на пристани он только пошутил.
Энди был выше среднего роста, светлоглаз и блондинист, как истый шотландец, весел, любил юмор и отличался добродушием.
У Егора не имелось теплой одежды — из дома он убежал налегке, рассчитывая, что в море его оденут как положено. Однако на английском барке специальная одежда матросу, случайно нанятому в чужом порту, видимо, не полагалась, и он зяб на палубе на ветру в домашней, из тонкой ткани, чуйке, в которой впору было ходить только на свидания с Катей… Вернувшись в кубрик, Егор отогревался на койке под одеялом. Энди, наблюдавший за русским парнем, понял, что ему приходится туговато в своей одежке. Он достал из сундучка изрядно поношенную, но теплую, с толстой байковой подбивкой брезентовую куртку с капюшоном и дал ее «рашену»:
— Носи.
Егор, взяв куртку с радостью, поблагодарил Энди. Одежка пришлась ему впору, разве только длинноваты были рукава.
— Как же я рассчитаюсь с тобой? — спросил Егор. — У меня ведь ни гроша…
— Гроша?.. Грош-ша… Что это есть? — спросил Энди, не поняв.
Егор принялся объяснять ему жестами. Энди наконец уразумел и махнул рукой:
— Ничего не надо. Дарю. У меня есть еще куртка.
Когда при перемене направления или силы ветра моряки принимались работать с парусами, Егор смотрел, как Энди проворно лазит по вантам, подтягивает или закрепляет тросы, завидовал тому, как быстро и ловко управляется он с рифами. Корабль мотало из стороны в сторону, но моряк словно не замечал этого.
Егору тоже хотелось бы вот так, птицей взлететь на марс[26] или на рей. Но он еще не научился схватывать на лету команды, которые капитан или его помощник, хмурого вида низкорослый бородач, подавали быстро и, как казалось Егору, малоразборчиво. Поэтому у него не хватало смелости попроситься к парусам.
Он стал запоминать английские слова. В этом ему помогал Энди, в свободное от вахты время показывал на какой-либо предмет в кубрике и произносил медленно, с расстановкой английские названия.
— Тээйбл… — он клал руку на широкий стол, привинченный к палубе посреди кубрика.
Или, достав монету из кармана, вразумлял Егора:
— Шил-линг[27]…
Эта наука давалась Егору с трудом, однако он старался постигнуть ее, потому что знал: без языка в чужой стране пропадешь.
Каждое утро после завтрака капитан выходил из каюты — аккуратный, подтянутый, седоголовый, в строгом сюртуке с блестящими золочеными пуговицами и в белой рубашке с черным галстуком. Он обходил палубу, придирчиво цепляясь взглядом за все, что попадало в поле его зрения. Егору, который, завидя капитана, робел и вытягивался в струнку, он говорил покровительственно:
— Работай, работай, рашен! Старайся.
Егор был преисполнен уважения к капитану, к его блестящим пуговицам и черному галстуку.
Английские моряки носили такие галстуки по традиции в память об адмирале Нельсоне, убитом мушкетной пулей с марсовой площадки французского фрегата в Трафальгарской битве[28] осенью 1805 года.
Капитан «Пассата», как настоящий англичанин, свято чтил эту традицию.
