Пестрой лентой набегала земля, какие-то белые развалины маячили впереди. «Неужели конец?» Михаил машинально закрыл левой рукой глаза, которые предохраняли раскалившиеся летные очки.
Раздался удар, треск. Пылающий истребитель сел на изрытом воронками поле между позициями республиканских и фашистских войск.
К самолету бросились марокканцы. Они уже были от него в полусотне шагов, когда им навстречу со штыками наперевес устремились республиканские солдаты. На глазаx теряющего сознание Петрова завязалась рукопашная схватка.
К счастью, пожар прекратился. Но у тяжело обожженного летчика уже не было сил покинуть истребитель.
И тут на крыло дымящегося «чато» вскочил кто-то, одетый в серый комбинезон. Черные длинные волосы были видны из-под берета, и Михаил понял, что это девушка-испанка. Острым ножом она ловко перерезала привязные ремни. Михаилу стало легче дышать. Ухватив его за лямки парашюта, девушка с помощью подоспевшего солдата вытащила летчика из кабины. Уложив Михаила на одеяло, они, не обращая внимания на обстрел, потащили его к своим окопам. Вслед за ними, неся на руках товарищей, раненных в рукопашной схватке, медленно стали отходить солдаты, отбросившие марокканцев.
Узнав о вынужденной посадке Петрова, техник Александр Рыцарев быстро подготовил необходимый инструмент и, торопя механика Энрике, стал собираться в дорогу. Погрузив на «пикап» все необходимое, они выехали к Университетскому городку.
Рыцареву уже не раз приходилось вытаскивать под огнем противника подбитые самолеты. Многие из них удавалось возвратить в строй. Бывало и так, что из двух-трех разбитых и обгоревших самолетов они собирали одну боевую машину.
Близко к переднему краю подъехать им не удалось. Оставив «пикап» в глубокой лощине, Рыцарев и Энрике ползком пробрались на наблюдательный пункт командира роты, располагавшийся на чердаке полуразрушенного здания. Их встретил худощавый молодой лейтенант, совсем еще юноша.
— Целый день марокканцы не дают поднять головы. Обозлились на моих ребят, что мы утащили у них из-под носа «русо пилото», — пожаловался лейтенант.
Но в голосе его слышалась нескрываемая гордость. Он подвел их к слуховому окну и показал стоящий на нейтральной полосе накренившийся на левое крыло «чато». От линии республиканских окопов до самолета было не менее восьмидесяти метров.
— Теперь задача и самолет утащить. Не оставлять же фашистам на расстрел почти целую машину? — сказал Рыцарев.
У командира роты удивленно вскинулись брови:
— Вы шутите?
— Нет, я серьезно.
Лейтенант взял из рук ординарца принесенные им порроны[17] с вином. Передавая их Рыцареву и Энрике, спросил:
— Зачем вам обгоревший, разбитый самолет? Мне кажется, что вы все-таки шутите, камарада.
Рыцарев, пробывший уже почти год в Испании, не только хорошо говорил по-испански. Он знал и здешние обычаи, склад характера испанцев. Подняв высоко над головой поррон, Александр направил тонкую струю вина в рот. Закусив сыром, он похвалил вино. Потом заговорил опять:
— Мой лейтенант, надеюсь, с вашей помощью мы вытащим истребитель. Верьте мне — он еще полетает. Прошу выделить несколько солдат, знакомых с техникой.
Работы, с вашего разрешения, начнем с наступлением темноты.
Лейтенант понял, что этот невысокий спокойный «камарада русо» далек от шуток, но попытался еще раз удержать Александра:
— Ведь это очень опасно!
— А разве ходить в атаки, лежать под бомбами и пулями — не опасно? — улыбнулся Рыцарев. Лейтенант помолчал.
— Я сам с вами пойду, — решительно еказал он. Рыцарев запротестовал:
— Пока мы на вашем участке, ваши решения для нас закон. Но рота не может остаться без командира. Вы нам больше поможете, если будете управлять своими солдатами отсюда.
— Пожалуй, вы правы.
Когда в роте узнали, что нужны добровольцы для эвакуации подбитого самолета, все солдаты изъявили желание участвовать в этой операции. Отобрали пятерых — все они раньше работали слесарями-сборщиками мадридского метро.
Подготовили снаряжение, изучили подходы к самолету. Лейтенант отдал распоряжение о прикрытии группы огнем. Уточнили сигналы. Теперь все с нетерпением, ожидали наступления темноты…