— Позвоните Эндрю, — хрипло прокаркал он через окошко. — Скажите, чтобы принес бутылку «Барсака» и те печенья, которые только что прислали.
Я передал это сообщение дворецкому, а затем стал допытываться об источниках столь необычайного повествования.
— Скажите, мистер Джессон, то, что я от вас сейчас услышал, — факты или выдумка? Мы с вами существуем в конце девятнадцатого века, который Дьюи называл «областью фантазии», или же в конце двадцатого, который исходя из того же принципа можно назвать «областью увековеченной памяти»?
Джессон пропустил этот мой вопрос мимо ушей.
— Проверьте, как идет запись, — буркнул он и, опустив козырек, скрылся из виду.
Я быстро проверил диктофон и, убедившись, что работает он нормально, вернулся в свое кресло. Затем отодвинул пальцем краешек занавески и увидел, что Джессон, склонившись над бумажным свитком, делает какие-то записи.
— Похоже, я здесь не единственный летописец, — заметил я.
Он нахмурился и сунул свиток за обитый бархатом валик.
— Просто решил записать несколько наблюдений. Вам бы они показались если не удручающими, то уж точно тенденциозными.
— Примерно то же самое вы говорили и о рае.
— Разве? — Он приподнял козырек, и я увидел на его лице усмешку. Однако пускаться в объяснения Джессон не стал.
Вошел Эндрю с подносом, на котором стояли бутылка, два бокала и большая красная жестяная коробка. Все это он передал нам через окошко.
Джессон открыл жестяную коробку и набросился на печенье.
— Когда-нибудь такие пробовали? — спросил он и облизнул губы, испачканные в сахарной пудре. И когда я сказал, что не пробовал, добавил: — Тогда вы должны, просто обязаны попробовать. Лично я считаю, они куда лучше традиционных итальянских сладостей. Мне посылает их мой друг, француз, из городка на границе Франции с Италией. По коробке в месяц.
Эта пустая болтовня переполнила чашу моего терпения.
— Мистер Джессон, ради всего святого, можете вы объяснить мне, что я здесь делаю? Для чего именно я вам понадобился? Вряд ли для того, чтобы записывать ваши истории и есть французское печенье! Вы и без меня провели блестящую работу по исследованию тайн и загадок этого шкафчика.
— Приятно слышать, особенно от вас. Но остались еще кое-какие пустоты.
— Какие еще пустоты?
— Съешьте печенье.
— Да не хочу я печенья. Я хочу…
Джессон прервал меня жестом руки.
— Почему вы показываете на куклу? — спросил я.
— Я вовсе не показываю на куклу, которой все же больше подходит название «манекен». Я пытаюсь привлечь ваше внимание к тому, что находится внизу, под ней. Вот взгляните.
— Но здесь ничего нет. Просто пустое отделение. О, так вы полагаете — там некогда что-то лежало, да?
— Да.
— И что же?
— Увы! — воскликнул Джессон. — Именно это мне и хотелось бы выяснить. Но прежде чем мы продолжим, позвольте мне выпить бокал вина.
Приблизился Эндрю с пробкой, которую Джессон обнюхал и, похоже, остался доволен. А потом, уже с полным бокалом, обратился ко мне:
— Позвольте мне догадаться, о чем вы хотели бы знать. — Он отпил глоток. — Прежде всего вы, разумеется, удивлены тем, каким образом мне удалось столь много узнать об этом шкафчике да еще подвести под все эти события историческую подоплеку. Второе: вам хотелось бы знать, зачем мне нужна ваша помощь. Третье: вас, несомненно, заинтриговало пустующее отделение. Ну что, я прав?
— Более или менее.
— Что ж, тогда начнем по порядку. — Джессон передал мне через окошко «Хроники инженера». — Большую часть сведений я почерпнул из этого источника. Чуть раньше, разглядывая эту книгу, вы, надеюсь, заметили, что в ней недостает титульного листа?
— Да. И никаких выходных данных.
— История издания этих «Хроник» до сих пор является для меня тайной. И разумеется, библиотекарь-профессионал, тем более работающий в справочном отделе, мог бы восполнить недостающие звенья, что весьма помогло бы нам в дальнейших исследованиях.
Я взглянул на корешок переплета.
— А что вам известно об этом Себастьяне Плюмо?
— Я так полагаю, это псевдоним. От «nom de plume», «человек пера». Обычная практика в те времена.
— В какие именно?
— Мой чисто любительский анализ позволил сделать вывод, что напечатана она в конце восемнадцатого века.
