— Недавно поймали одного типа возле «Британики». Мистер Сингх застукал его с миниатюрной видеокамерой, ну, той модели, которая может снимать через дырочку или петельку в одежде.
Я зафиксировал эту информацию в книжку, а потом сказал экскурсантам, что записываю в нее и мои личные наблюдения за постоянными читателями зала, причем у меня даже имеется схема их рассадки. Несколько «саблезубых» заинтересовались моими наблюдениями, и я был счастлив продемонстрировать некоторые из них.
— Видите вон того типа, что сидит к нам спиной? Ветеран Вьетнамской войны, вот уже лет десять ходит сюда и читает литературу по карциногенному дефолианту, который его заставляли использовать в джунглях. И по проделанной здесь работе уже успел предъявить судебный иск производителю этих химикатов, причем обвинитель считает данный иск выигрышным. А вон там, возле стены, видите? Это Розалита Васкес, приходит и сидит здесь каждую субботу и знакомится с судебными материалами, связанными с насильственным выселением жильцов. А вон там, в углу… — Глаза всех ребят устремились в ту сторону, куда я указывал пальцем. — Именно здесь сочинялись самые язвительные стихи этого века.
Тинейджер с позицией присвистнул:
— Господи! Вы только гляньте на этого типа!
Все взоры дружно обратились к неряшливо одетому мужчине, который сидел за столиком, обложившись доброй дюжиной книг.
— Он приходит каждые вторник, четверг и субботу с тех самых пор, как я начал работать в этой библиотеке. Не пропустил ни дня. Заказывает одно и то же издание одной и той же детской энциклопедии, все двадцать томов. И утверждает, что выучил все, что успел прочесть, наизусть, от корки до корки.
Нортон направил на мужчину свой бинокль.
— Дошел до буквы «М».
Группа двинулась дальше, а я краем уха уловил нарочито громкий разговор двух сотрудников справочной. Они задавались чисто риторическим вопросом: собираюсь ли я сегодня вернуться к выполнению своих прямых обязанностей?
Я обернулся к группе и сказал:
— Может кто-нибудь из вас назвать причину, по которой библиотекарь считается наименее престижной профессией? Как-то раз я залез в словарь цитат Бартлета. И что, как вы думаете, там нашел? Да ровным счетом ничего! Ни одной цитаты! Там были цитаты о библиомании и Библии, но ни одного библиотекаря между ними не затесалось. И это, друзья мои, лично я называю полным безобразием! Мао Цзэдун, Казанова, Ральф Эллисон,[16] Стивен Кинг — все эти знаменитые люди в тот или иной момент своей жизни работали в библиотеках. И каждый из них был своего рода невидимкой во вселенной печатного слова.
— Почему лично вы решили стать библиотекарем? — спросил один из «саблезубых».
Я уже приготовился прочесть им целую лекцию на тему того, что именно библиотекарь является истинным властителем дум и хранителем накопленных за тысячелетия знаний, но тут внимание мое привлек желтый жилет.
— Почему? Да хотя бы ради вот таких читателей, как этот. — И я указал на Джессона, склонившегося над толстым словарем Вебстера.
— Ради того старика в смешных шмотках?
— Именно. На днях я помог этому старику в смешных шмотках провести целое исследование по потайным отделениям в старинной мебели.
— Скучища!
— Согласен. Не слишком весело, зато я узнал от него немало нового, возможно, даже больше, чем он от меня. Этим я и жив. Это и заставляет меня вертеться. Именно это дает силы и энергию беседовать с не слишком грамотными, но симпатичными ребятами, членами футбольной команды.
Похоже, «саблезубые» оценили этот маленький выпад в свой адрес и разразились одобрительными выкриками.
Тут из ниоткуда вынырнул Динтофер, обладавший особым чутьем на разного рода нарушения, и присоединился к группе. Крики сразу же стихли. А я вернулся к официальной программе:
— А теперь прошу, взгляните вон на ту цитату, выбитую над порталом при входе в читальный зал. Один из двенадцати девизов, украшающих стены нашей библиотеки. Он гласит: «Habent sua fata libelli». Кто-нибудь скажет, что это означает?
Тинейджер с позицией робко откашлялся.
— Ну, это вроде…
Я приготовился к худшему:
— Да?
— У всех книг своя судьба?
