— Последние дни Помпеи, — сказал я Нортону, доставая себе сандвич с тунцом. — Живи моментом, радуйся и наслаждайся.
— И кому достанется все это добро? — осведомился он, наливая себе кофе из автомата с краном в виде дельфиньей головы.
— В «Таймс» писали, будто бы это заведение купил некий Штольц.
— Фредерик Штольц?
— Вроде бы. Точно не помню.
Нортон покачал головой:
— И после этого ты называешь себя сотрудником справочной службы? Штольц — тот самый парень, что построил Пассаж устаревшей техники где-то в Нью-Джерси. Только вдумайся, что за тип. Достойный экземпляр для твоей коллекции.
— Ладно, Бог с ним. Давай ближе к делу. Что удалось узнать о Джессоне?
— Немного. Лишь несколько ссылок в базе данных по социальным наукам. Вроде бы он какой-то ученый. Г. Дж. Джессон «Современные корни в исторической прозе». «Уличные вирши и песенки в творчестве литературного компилятора Джонсона» — под авторством того же Г. Дж. Джессона. «Пигмалионизм и повествовательная жизнь вещей» все того же Г. Дж. Джессона. Отрывки из данных произведений публиковались в «Европейском научном журнале». Надо сказать, в периодике все это выглядит весьма патетично. — Мы уселись за столик в кабинке. Нортон пошарил в пластиковом пакете, служившем ему вместо портфеля, и извлек оттуда какие-то бумаги. — А вот это надыбал из генеалогического сайта. — Он выложил на стол распечатку и щелчком послал бумагу ко мне. Листок соскользнул мне на колени.
— Это что же, его геральдический герб?
— На сто процентов не уверен, возможно, это подделка, — предупредил меня он.
Я осмотрел герб. Щит с изображением некоего вымышленного зверя, вцепившегося когтистыми лапами в открытую книгу, внутри которой виднелась еще одна книга. Внизу ленточка, по ней вьется какая-то неразборчивая надпись на латыни, по-видимому, девиз.
— Что-нибудь еще?
— В пятидесятые этот парень был членом шикарного теннисного клуба на востоке.
— Трудно представить его с ракеткой.
— Ну, главное тут престиж. По крайней мере теперь ты знаешь, что он вполне в состоянии оплатить твои труды. — Нортон сгреб со стола все остальные распечатки, уложил их в папку и протянул мне. — Вот и все, что удалось нарыть на Джессона, запятая Генри, Джессона запятая Г. и Джессона запятая Г. Дж.
— Но он в конце имени добавляет еще и «третий». Есть что-нибудь по Джессонам номер один и два?
— Ничегошеньки. Хотя и удалось отыскать уже не существующую ныне компанию под названием «Металлолом Джессона», но нет никаких причин усматривать здесь связь. Был также некий Джессон, взявший в заложники четырех человек на окраине Такомы, вот только звали его Даррел. Нет, конечно, я мог бы копнуть и поглубже, будь у меня номер его карточки социального страхования или дата рождения, но…
— Не надо, не стоит. Хочу свести все эти вторжения в частную жизнь к минимуму.
Вернувшись на работу после ленча, я первым делом позвонил в отдел периодики и попросил отложить для меня все издания, где были опубликованы статьи Джессона. А пока они готовили для меня эти материалы, решил заняться генеалогией.
— Фин, ты не поможешь мне разобраться с одним геральдическим рисунком?
— Это не рисунок называется, Шорт.
— Ну, хорошо, тогда со щитом.
— Ай-ай-ай! Ты ведь уже давно здесь работаешь, Шорт. Это положено называть гербовыми щитами.
В книжном мире всегда хватало самодовольных педантов. Возможно, именно поэтому Финистер Дэпплс решил выделиться среди остальных и претенциозно вставлял в речь типично английские словечки. (Ну скажите, много ли уроженцев Нью-Йорка говорят «Ай-ай-ай»?) А ведь Финистер родился и вырос в трущобах Бруклина. И если б я придумывал ему герб, тот бы представлял собой скрещенные бейсбольные биты и вставших на задние лапки тараканов на фоне потрескавшейся бетонной стены.
После того как я признал свою ошибку, он продолжил расспросы:
— Так, давай по порядку. Этот гербовый щит, о котором идет речь, он украшен каноническими геральдическими знаками? — Во избежание дальнейших издевок я протянул ему распечатку. — А более четкого изображения у тебя нет?
— Увы.
Брезгливо морщась, он осмотрел герб.
