Часы с боем - страница 5
Последние слова он мысленно произнес так трагически, будто клал голову на плаху, жертвуя собой за великое дело, и эту жертву по заслугам смогут оценить только потомки.
Горищев знал, что есть за ним такой грех: не любит он трясти в поездках свои сто десять килограммов живого веса. Когда-то он был учителем пения, потом директорствовал в школах, а последние годы обосновался в районном центре. Заведующий часто болел, и Иван Никанорович его замещал.
Секретарь райкома открыл дверь.
— Прошу, товарищ Горищев!
Под медлительный и басовитый бой часов, возвещавших наступление полдня, Иван Никанорович вошел в кабинет.
— По прогнозам впереди дожди, — без предисловия приступил к делу Снигирев. — Надо завершать строительство школ. А вот у меня есть сигнал, пишет парторг из села Дудаки, что там часть кровли на новой школе не покрыта. Председатель сельсовета сидит дома, чаевничает, а о школе не думает. И материалы разбросаны. И в расчетах с рабочими что-то напутали. Надо съездить, проверить. С народом потолкуйте. Если потребуется, подскажите, что сделать, помогите.
Секретарь поднял усталый взор на Горищева.
— Ничего об этом не слышали?
— Нет! — выдохнул Горищев.
Секретарь нахмурился и сказал:
— Отсиживаться в районе сейчас не время.
Горищев стал краснеть с шеи и, когда кровь прилила к щекам, потянулся за платком. Он ждал, что секретарь райкома начнет развивать эту неприятную тему. Но Сннгирев поднялся и отставил кресло.
— Выезжайте, не задерживаясь. Загляните домой, экипируйтесь соответственно — и в путь. Сапоги-то у вас есть?
Горищев вытер пот и недовольно подумал: «Еще советы дает: экипируйтесь… Сапоги… Что это: восхождение на Казбек? Или розыски мертвого города Хара-Хото? Просто хочет показать активность, вот и гонит с глаз долой. Сам, небось, будет сидеть здесь и осуществлять общее руководство».
Горищев вышел из кабинета. Он тут же позвонил домой:
— Обед готов? Я заеду! Что? Нет, бог с ним, с отдыхом! Лучше поскорей отделаться.
Часа через полтора, выходя из дома, Горищев посмотрел на небо, затянутое серой мутью, и покачал головой. Он втиснулся рядом с шофером в «Победу», буркнув только одно слово:
— Дудаки!
Это прозвучало у него, как «дураки».
Шофер лихо повел машину: дорога на Дудаки была ему хорошо знакома.
Упали первые капли дождя. Потом ударил ливень. Косой дождь хлестал в треснувшее и от времени ставшее палевым смотровое стекло. Казалось, что поля с оранжевыми скирдами хлеба и тронутой багрянцем зеленью — это цветная картинка, расчерченная сверху донизу мутным грифельным карандашом.
«Еще полчаса такого потопа — и я засяду!» — уныло подумал Горищев.
Уже осталось позади шоссе. «Победа» разбрызгивала кофейного цвета грязь на проселочной дороге.
А дождь все сеял и сеял, такой же унылый, как и мысли у Горищева, который намеревался вечером вкусно поужинать, послушать радио, соснуть пару часиков и только после этого отправиться ненадолго «в контору». Вызов к секретарю спутал все планы любившего точный распорядок Горищева.
Возле четырех березок с янтарными намокшими листьями показалось новое здание школы. За ним виднелись отстроенные колхозом в прошлом году дом сельскохозяйственной культуры и библиотека.
— Дудаки! — счастливым голосом возвестил шофер.
Горищев ничего не ответил. Машина ухнула правым колесом в раздолбанную колею, не видимую под водой необъятной лужищи, села дифером в глинистую гущу, и мотор заглох.
— Слезай, приехали! — зло буркнул Горищев.
Шофер долго пробовал сдвинуть машину с места. Мотор подвывал, но даже вода вокруг оставалась неколебимой. Судя по всему, застряли прочно.
— Пойду в село! — виновато промолвил шофер. — Надо трактор просить.
Он хотел было осторожно добраться до твердого грунта, но потом махнул рукой и погрузил левую ногу в лужу, так, что из воды торчал только верхний край голенища. Горищев услышал, как чавкала размокшая глина, и невольно пошевелил пальцами в легких полуботинках.
Секретарь райкома Снигирев после утреннего разговора с Горищевым сразу же выехал в дальний сельсовет, находившийся километрах в пятидесяти за Дудаками, и до дождя осилил главную часть пути.
