Часть 1. Роль среды - страница 38

Как правило, участь равнин бывает не столь беспокойной. А может быть, нам это только кажется из-за недостаточности наших знаний? Ведь в Нижнем Тунисе, где сохранилось много напоминаний об античном блеске, исключительные сдвиги в формах землевладения и в освоении сельскохозяйственных угодий происходили начиная от римской эпохи и до наших дней. То же самое можно сказать о Нижней Сирии или Македонии, на многие столетия вымершей и с трудом возращенной к жизни после 1922 года, или о поразительной Камарге^>*DY, судьба которой не перестает нас удивлять.

Как бы там ни было, судьба этих широких равнин отражает существо средиземноморской аграрной истории, знаменует последнее, самое трудное и самое великолепное из ее достижений, если не принимать во внимание чересчур высокую в социальном смысле цену, уплаченную за то, чтобы отвоевать их у воды. Каждый такой успех был историческим свершением, богатым последствиями. Причем настолько, что, обращаясь к тому или иному крупному событию, всегда стоит задаваться вопросом, не лежит ли в его основе одна из этих великих аграрных побед.

Трудно подобрать более яркий пример их важности, чем пример равнин нижней Андалусии. В XVI веке это один из наиболее богатых регионов Средиземноморья. Между древним подножием Касгилии на севере и суровыми горами, образующими верхнюю Бетскую Кордильеру на юге, она разворачивает плавные изгибы своей поверхности, свои луга, на западе иногда напоминающие фламандский Север, свои виноградники и широко раскинувшиеся оливковые рощи. Как и у всех других равнин, ее земли отвоевывались шаг за шагом. При основании Рима все низовья Гвадалквивира занимало болото^>284 наподобие того, что было первоначально в низовьях Роны или в Митидже накануне французской колонизации. Но очень скоро Андалусия, Бетика должны были стать сердцем римской Испании, цветником городов, пожалуй, чересчур прекрасных и чересчур густонаселенных.

Здесь мы сталкиваемся с оборотной стороной богатства равнин: специализируясь на небольшом числе малопродуктивных культур, они вынуждены импортировать часть продовольствия для своих насущных потребностей. Ввозя растительное масло, виноград, вино, ткани, ремесленные изделия, андалузские города живут в то же время за счет североафриканского зерна. Их судьба в какой-то мере зависит от благорасположения хозяев хлеба. Вандалы, заручившись поддержкой андалузцев, в V веке завладели их житницей^>285. Когда в следующем веке вандалов изгнали византийцы, то Андалусия тотчас же им покорилась; наступила очередь арабов — и она тоже не оказала им сопротивления.

Будучи завоеванной, Андалусия всякий раз становится жемчужиной чьей-то короны. Она была душой лучезарной мусульманской Испании, безусловно, не имевшей успеха на севере Иберийского полуострова, но протянувшейся в направлении Северной Африки, от берегов которой она по-настоящему никогда себя не отделяла, будучи тесно связанной с ее полудикими обитателями и с ее богатой событиями историей. В этом цветнике городов были две столицы: Кордова и позднее Севилья. Кордова стала наставницей всей Испании, всего мусульманского и христианского Запада, но оба названных города были законодателями искусства и центрами цивилизации.

Несколько столетий спустя, в XVI веке, память об этом величии еще жива. В то же время нужно было залечивать раны, нанесенные христианской Реконкистой в XIII веке территориям Андалусии, особенно в южной ее части, опустевшие местности которой долго не удавалось заполнить с помощью сперва военной, а затем мирной колонизации. В XVI веке этот медленный восстановительный процесс еще не был завершен^>286. Сама по себе Андалусия остается великолепной страной, «житницей, фруктовым садом, винным погребом и овчарней Испании»^>287, предметом традиционных похвал со стороны венецианских послов в их Relazioni^>*DZ. К славе своей страны XVI век прибавил еще один дар — Америку. Ведь Америка в 1503 году была отдана почти на 200 лет на откуп Севилье. Америка — это Casa de la Contratacion