К девяти утра Алекс, продрав глаза, заявил, что с него довольно. Вся компания покинула мой дом. В дверях Инна обернулась и коснулась моей щеки на прощание. Я закрыл дверь. Ощущение прикосновения осталось. Я вновь остался один. Пора за уборку.
Прибравшись в комнате, ушел на кухню мыть посуду и приводить мысли в порядок. Что же мы имеем? Я вижу в темноте, раны заживают уже почти мгновенно, совершаю громадные прыжки, падаю с высоты (и оно мне, как с гуся вода), вот и клыки появились, я не боюсь солнечного света и серебра (по крайней мере, прикосновение к нему не обжигало). Насчет распятий пока ничего неизвестно, но вскоре узнаю. Я вспомнил о ночных ощущениях, о потоке жизни в теле девушки, стук ее сердца, и ощутил, как удлиняются клыки. Ага, вот как этим управлять! Я заставил зубы обрести прежний размер. И что же дальше, вампир Виктор? А вот что: последуем совету Алекса, будем наполнять жизнь новыми впечатлениями!…
Шаг за грань, один глоток, – словно пароль…
(Ария)
Проснулся я только к вечеру, что было вовсе не удивительно: как-никак, всю ночь гуляли! Дома делать было нечего, и я решил пройтись. Облачившись в привычный черный наряд, схватив с подзеркальника очки с красными стеклами, я вышел из квартиры. Ха! Когда-то мне казалось, что видеть все в розовом свете будет забавно! Я подумал об этом и вспомнил стишок, выданный мне на выпускном вечере в школе:
Сбрось очки с прекрасных глаз,
Реальность не увидишь через них.
Ни розовых, ни черных не носи,
На мир открытым взором посмотри.
Оттенков столько, их ты улови -
И встретишь счастье на своем пути!…
Вот, такие слова. Лично мне нравятся…
Первым, что мне попалось на глаза, была записка, прилепленная на скотч к моей двери. В ней сообщалось о том, насколько я пал в глазах соседей, и, если бы у меня была совесть, мне бы следовало немедленно уйти в монастырь. Ага, только разбег возьму! Вечно им что-то не нравится: то вечеринки, то игра на электрогитаре… Ну и что с того, что посреди ночи?…
Я порадовался за себя любимого. Совести-то у меня и нет! Напевая: 'А что такое совесть и где она живет? А вдруг она не курит, а вдруг она не пьет?…', я вышел на улицу.
Остаток вечера я бесцельно слонялся по улицам. Ноги несли меня куда-то, не требуя вмешательства разума. Все очарование ночью с обретением ночного зрения бесследно исчезло. Я видел все, словно ранним вечером. Я видел все: серые стены домов, покрытые сетью трещин, обвалившуюся штукатурку, груды мусора, столбы, обклеенные оборванными объявлениями…
Да, существует и лучший мир, но там все очень дорого. Неон витрин и рекламных щитов резал глаза. Поэтому, в порыве разочарования, вернул зрение обычного человека, и погрузился в раздумья. В себя я пришел, почувствовав, как что-то острое упирается мне между лопаток.
– Не оборачивайся! – произнес чей-то пропитый насквозь хрипловатый стариковский голос. – Не издавай ни звука. Иди вперед.
Он толкнул меня в спину, заставляя двигаться вперед. Мужик завел меня в невообразимо грязный подъезд в деревянном бараке, который все никак не снесут. Вот такой у нас город: вроде бы кругом чистота и порядок, а стоит отойти метров на сто в глубь дворов, как начинаются такие трущобы! В которых очень просто нарваться на… В общем, нарваться…
Он оказался вовсе не стариком: лет тридцать пять-сорок. Только там выдвинул свои требования:
– Давай деньги, украшения, все, что у тебя есть. – Вот придурок! Нет, чтобы просто проверить у меня карманы, их всего четыре, да и то на джинсах.
Я понял, что начинаю злиться: да кто он такой, чтобы что-то указывать мне. Мне! Вампиру! Темная волна ярости холодным огнем поднималась, медленно окутывая мой разум. Я почувствовал, как во рту удлиняются клыки, затем ощутил покалывание в области пальцев. Как можно незаметнее скосил взгляд: покрытые черным лаком, уже наполовину облупившимся, ногти свернулись вовнутрь трубочкой, удлинились, прорастая прямо сквозь пальцы. В итоге мои пальцы венчали чуть загнутые двухдюймовые когти с острой режущей кромкой!… Удивления не было. Было странное удовлетворение. Я рассмеялся. Но не так, как ночью, когда свалился из окна. Холодно, зло. Я и был злом. Я чувствовал испуг горе-грабителя, слышал бешеный стук его сердца, ток крови в жилах…
