Конан обратил взгляд в другую сторону. Сердце его радостно подпрыгнуло: светлые, спокойные глаза Илоис смотрели на него с еле заметной, ободряющей улыбкой. Она стояла почти у самого ограждения, мужественно выдерживая натиск давящей сзади толпы, и обнимала детей, прижимавшихся к ней с обеих сторон. Заметив взгляд киммерийца, Рыжик помахала ему, а ее брат, едва видимый от земли и то и дело встающий на цыпочки, с важностью кивнул растрепанной головенкой.
Шумри нигде не было видно. И это хороший знак! Значит, он с мужчинами, с найденным капитаном Горги и занимается мужскими делами. А какие иные дела могут у него сейчас быть, если не подготовка к побегу? И то, что Илоис взяла с собой детей — отличный знак! Значит, она уверена, что все кончится благополучно и он обретет свободу. Она никогда бы не допустила, чтобы на глазах детей разыгралась страшная драма казни через сожжение заживо.
Конан ощутил уверенность и спокойствие. Он перестал чувствовать режущие путы на запястьях. Гладкий, свежеоструганный столб уже не давил на затылок. Ему показалось, что и взбесившееся солнце стало палить меньше, и прохладный ветерок плеснул в лицо, освежив разгоряченную кожу. Да нет, не показалось! Подняв голову, киммериец увидел, что солнце скрывается за тучей, стремительно набежавшей неизвестно из каких далей.
Палач, суетливый человек средних лет с озабоченно-деловой гримасой на невзрачном лице, закончил последние приготовления. Видимо, наступил завершающий акт действа. Откуда-то появился зажженный факел. Но взял его, крепко ухватив побелевшими пальцами древко, отчего-то не палач, но юный и нарядный барон Кайсс. Руки его так тряслись, что он едва не поджег полу своего расшитого серебром кафтана. Новоявленный палач повернулся и шагнул к вороху дров и хвороста.
— Так ты теперь служишь палачом, Кайсс?! — Конан изумленно присвистнул и расхохотался. — Поздравляю тебя!!! Фердруго оказал тебе большую честь!
Кайсс поднял голову, и глаза их встретились.
— Я вечно буду благодарить Его Величество за эту честь! — с вызовом воскликнул барон. — Нет большей чести для меня, нет большего счастья, чем своими руками отправить на Серые Равнины величайшего в мире негодяя и колдуна!
— Так отправляй же скорее! — крикнул Конан. — Не медли! Ты видишь — небо совсем заждалось меня! — Он показал подбородком вверх. — Грозный Кром хмурится!..
Кайсс горделиво выпятил грудь, расставил ноги и отвел назад локоть, стараясь придать себе позу эффектную и величавую, которая врезалась бы в память толпы на годы вперед. Нет, он вершит не низкую работу палача, во великую миссию карающего правосудия!..
— Не подожги сам себя, барон! — усмехнулся киммериец. — Ручонки-то твои трясутся!
Негодующе вспыхнув, Кайсс величаво вытянул вперед руку с факелом. Но вместо того, чтобы ткнуть горящим концом в хворост, он неожиданно дернулся всем телом и изогнулся назад. Под левой лопаткой барона в узорах серебряного шитья торчала рукоять ножа.
Потрясенный вздох пронесся по площади, и все головы повернулись назад. На крыше двухэтажного жилого дома, ближайшего к тюрьме, на расстоянии ста локтей от эшафота стоял человек. Лица его рассмотреть было невозможно, но было видно, что он высок, ловок и худ. Длинные волосы плясали за плечами от ветра. В ответ на изумленные взгляды толпы незнакомец помахал рукой и послал воздушный поцелуй королеве Зингарской.
Кайсс, пробормотав нечленораздельные проклятия, рухнул навзничь. Выпавший из руки его факел, воровато нагнувшись, подхватил палач. Не выпрямляясь и прячась за спины стражников, невзрачный человечек швырнул его в древесную груду. Сухие тонкие ветки запылали мгновенно…
Вышедший из оцепенения командир стражников отдал торопливый приказ, и половина из них, с копьями наперевес, бросилась к дому, с которого стрелял лихой незнакомец. Другая половина осталась сторожить киммерийца, пока еще вполне живого.
Конан, прищурившись, старался рассмотреть своего неведомого защитника, продолжавшего спокойно стоять на виду у толпы, оттягивая на себя всеобщее внимание. Кто это мог быть? Шумри?.. Нет, Шумри не стал бы стрелять в человека, даже в последнего негодяя, каким был Кайсс. Капитан Горги?.. Одновременно с этим он пытался высвободить свои руки из тугих веревок. Густой дым, поваливший от занявшихся веток, был весьма кстати: он в значительной мере заслонял телодвижения киммерийца от глаз толпы и охранников.