— О, они знают массу языков! — воскликнула Илоис. — Больше, чем ты, Конан, больше, чем даже Шумри. Язык пиктов, язык змей, посвисты гудящих в ночи насекомых, беззвучное наречие рыб, диалекты лесных животных, птичьи переклички… К тому же с нашей помощью они освоили немедийский. Но они редко болтают попусту, ты верно заметил.
— Сына нам подарили боссонские топи, — продолжил Шумри свой рассказ. — Последнее пиктское племя, у которого мы остановились, почему-то так полюбило Илоис, что подарило нам на прощание отличную кожаную лодку, очень прочную и легкую, которую можно было переносить по суше на плечах. Дикие мужчины были столь любезны, что не ограничились подарком, но проводили нас до истоков реки Громовой, попеременно неся лодку. Если б не пикты, мы неминуемо завязли бы в этих болотах. Не зная с детства, преодолеть эту коварную, сумрачную, поросшую мохом грязь невозможно… Сердечно распрощавшись со славными дикарями, мы стали спускаться вниз по реке, держа путь в Зингару. Мы выбрали эту страну главным образом оттого, что Горги был родом оттуда и мы надеялись когда-нибудь встретиться с нашим капитаном или, по крайней мере, услышать о нем что-либо. А заодно и о нашем «Адуляре».
Вскоре мы заметили, что ночами кто-то стал потрошить наш мешок с запасами пищи. Мы решили, что это безобразничают лисы или волки, хотя Рыжик почему-то утверждала — она тогда только-только начала осваивать немедийский и очень смешно выговаривала слова — что это дело рук человека, только очень маленького. Но откуда было взяться человеку в этих глухих и гиблых местах?.. К тому же на кожаном мешке виднелись следы когтей и зубов, но не ножа или кинжала. Я стал подвешивать припасы перед сном высоко на дереве, но кражи продолжались. Тогда я решил сторожить, чтобы положить конец беззастенчивому и таинственному воровству. Ночью, когда Илоис и Рыжик крепко спали, мне послышалось, что кто-то подкрался к шалашу и вслушивается в наше дыхание. Когда шаги отдалились, я осторожно подполз к входному отверстию и выглянул наружу. Мне показалось, что на дереве сидит небольшая обезьяна и сосредоточенно расковыривает наш мешок! Но никаких обезьян в этих краях сроду не водилось. То был вот этот малыш! — Шумри кивнул в сторону внимательно слушавшего его рассказ взъерошенного мальчугана. — Надо сказать, поймать его оказалось не просто. Пришлось будить и звать на помощь Илоис и дочку. Втроем мы кое-как справились с ним, но руки мои были покусаны и исцарапаны, а Илоис пришлось срочно чинить мою и свою одежду. Мне пришлось связать звереныша по рукам и ногам и привязать к дереву, хотя Илоис громко возмущалась, что бессердечно так обращаться с маленьким и слабым ребенком. Но маленький и слабый ребенок лишил нас десятидневного запаса продовольствия, к тому же мне не терпелось как следует рассмотреть его при свете дня.
— Утром мы развязали ему руки, — продолжила Илоис, — но от дерева не отвязали. Мы предлагали ему самое вкусное, что только у нас было, и пытались объяснить знаками, что будем кормить его, ласкать и ублажать, если он захочет пойти с нами. А если свобода и глухие болота ему дороже, что ж, мы отпустим его, только пусть он больше не таскает у нас по ночам последние лепешки, которыми снабдили нас пикты. Трудно сказать, понял ли он нас. По виду своему он не походил ни на жителя Ванахейма, ни тем более на пикта. Больше всего мальчуган смахивал на уроженца Аквилонии. Но как он очутился один, четырех- или пятилетний, в этой гиблой глуши?..
— Мы развязали его, и наш пленник тут же скрылся в зарослях, — сказал Шумри. — Но мы не сомневались, что встретимся с ним снова. Ночью я положил мешок с едой под голову и спокойно заснул, но довольно скоро проснулся оттого, что кто-то тихонько вытаскивал у меня из-под уха этот самый мешок. Поразившись наглости крохотного воришки, я взглянул в его сторону сквозь ресницы, не открывая глаз. И с удивлением обнаружил, что на этот раз меня грабила дочка! Рыжая бандитка вытащила лепешку — воистину последнюю — и выскользнула наружу. Высунувшись вслед за ней, я почти не удивился открывшейся мне картине: будущая сестрица подкармливала будущего брата последними крохами нашего хлеба…
