— Несколько дней назад.
— И никто еще не вернулся?
— Прошло мало времени.
— Магомед... пышный и затурканный мой соратник... если кто-нибудь из них найдет месторождения руды — с тебя спадут все оковы, что висят на тебе с этого дня. Я вижу: это мало вдохновляет тебя... ты даже не встрепенулся. Ты неисправимо испорченный взяточник, Магомед, стараешься получить взятку даже с грабителя, который угрожает твоей жизни. Ну что ж, последовательность, даже взяточника, имеет право на уважение. Смотри сюда.
Митцинский приподнял край ковра. В маленькой нише, утопленной в стене, стоял квадратный небольшой сейф. Митцинский набрал шифр. Крышка сейфа пружинисто подпрыгнула, и он запустил туда руку.
В ладони Митцинского колюче искрились бриллианты, тусклой яичной желтизной блестело золото. Мулла перевел дыхание, не в силах оторвать взгляд от сокровищ.
— Ты разительно помолодел, мулла. Я был прав с моей идеей телохранителей: тебя нельзя оставлять наедине с собственной алчностью. Ну-с, полюбовались, пора и подвести итоги.
Я поделюсь с тобой вот этим, если твои люди обнаружат месторождения руды, поделюсь достаточно щедро. Теперь иди.
Митцинский стоял на крыльце. Зачарованным хороводом текли над головой созвездия. Великая тишина объяла горы. Ее не в силах были разрушить ни звон сверчков, ни сонный перебрех аульских волкодавов. Глаза привыкли к густому сумраку, пронизанному алмазным блеском звезд.
Слабо светилось квадратное оконце в конце дома, едва слышно доносился плеск воды. В ванной купалась Фариза.
В углу двора, под навесом шевельнулась громоздкая тень, отчетливо скрипнул столб, подпиравший навес. Митцинский вздрогнул от неожиданности. Присмотрелся, разглядел массивную фигуру Ахмедхана. Он стоял спиной к крыльцу, смотрел на окошко ванной.
Все понял Митцинский обостренным чутьем, будто рукой прикоснулся к тоскующей, раскаленной страсти мюрида: за стеклом окна трепетало в струях воды обнаженное тело сестры.
Вспомнился образ: далекая, недоступная Рут, сияющая в комнате следователя Митцинского... она же, падающая из-под купола к жестким ребрам ступеней... она, возникшая в дверном проеме за спиной маленького Быкова.
Содрогаясь от нежности, уткнулся лбом Митцинский в резной столб крыльца. Болезненно, гулко колотилось сердце. Что бы он отдал за право иметь ее здесь сейчас... дело свое? Может быть... может быть! Милая, хрупкая, неодолимо сильная — и сотрудник ЧК? Враг? Сонюшка Рут — враг?! И эту, единственную, прибрали к рукам Советы, ничего не оставив из прежней радости, прибрали последнее, что светилось в его жизни!
Он рванул ворот халата, крикнул:
— Ахмедхан!
Ахмедхан оттолкнулся от столба, слепо выставил руки, медведем побрел к столбу, о который студил лоб хозяин.
— Хочешь Фаризу в жены? — простонал Митцинский.
Ахмедхан молчал. Корчилось в несбыточном вожделении громадное тело.
— Это надо заслужить!
— Говори, Осман!
— Возьмешь деньги... много денег, седлай коня и объявляй войну Советам. Режь! Жги! Стреляй, дави, как саранчу!
— Говори, хозяин! — умолял Ахмедхан.
— Организуй верных людей из моих мюридов, плати им... пусть перережут все тропы, ведущие в горы, по ним идет продовольствие и товары от Советов. Истребляй их, как диких кабанов, топчущих наши посевы, Найди Челокаева, помогай ему. Чем больше я услышу вестей о твоих делах, тем скорее ты получишь Фаризу. Имя свое в делах не открывай. Для всех ты призрак.
— Все, Осман?
— Запомни главное: вся кровь и гной, которые ты выдавишь из Советов, должны вытечь за пределами нашего района, Твои границы — Гудермес и Грозный. Резвись там. Здесь мне нужна тишина. Все понял? Тогда Фариза будет твоя.
— Я иду, Осман! — Сгусток тьмы, пахнув горячим ветром, растаял в ночи. Всхрапнул, тревожно ударил копытом в конюшне жеребец Ахмедхана, приглушенно звякнула уздечка.
Митцинский метнулся в дом, извлек, не считая, из ящика стола пачку денег, вернулся на крыльцо.
Скрипнули ворота конюшни, дробно стукнули копыта о порог. Всадник возник у крыльца, заслонил полнеба.
— Возьми, — Митцинский протянул во тьму пухлую пачку.
Ее выхватила жесткая рука:
— Ты услышишь обо мне, Осман. Это я стрелял в Бичаева. Живучий оказался. Припиши его к тем, к кому я иду, второй раз не промахнусь.
