Всполошенно бился, облетал листвой сиреневый куст, изнутри доносилось кряхтенье, слитный свирепый рык, вступился за брата глухонемой Саид, и худо теперь приходилось Аврамову.
Открылась калитка в заборе, вышла Рутова. Присмотрелась к кусту, где близнецы тискали Аврамова, всполошенно выдернула из кобуры наган, крикнула, как бичом хлестнула:
— Встать! Руки!
Аврамов сипел, ворочал глазами, подмятый братьями:
— Тю-ю... оборзели... э-э, братики... ша, руку, говорю, сломаете!
Вылезли из куста. Аврамов увидел Софью с наганом, захохотал:
— Вовремя страж появился. Отбой. Спрячь пушку, Софья Ивановна. Я тут джиу-джитсу демонстрировал.
Немой увидел Рутову, застыл с открытым ртом.
— Знакомьтесь, — подтолкнул братьев к Софье Аврамов. — Софья Ивановна. Бывшая циркачка, теперь наш инструктор по стрельбе и прочим боевым делам.
Шамиль пожал руку Софьи, завороженно глядел на нее. Потом захватил щепотью прядь ее волос, приблизил к лицу, вдохнул, пошатнулся, сказал как-то непонятно, отчаянно:
— Ай-яй-яй. Это же надо!
Софья зарделась, осторожно отстранилась. Аврамов погрозил пальцем, сказал строго:
— Попрошу без вольностей. Ты мне персонал не пугай.
Саид крутил головой, смотрел во все глаза — в ауле такую красоту разве увидишь.
— Про налет не забыл? — вполголоса, жестко спросил Шамиль у Аврамова.
Аврамов не ответил. Снял свою ослепительную кубанку, подышал любовно на серебряные завитки, протер рукавом. Быстро стянул с Саида папаху, нахлобучил взамен свою. Драный срам с его головы сунул ему за пазуху.
— Пусть Абу в деле мою кубанку наденет. За версту узнаю.
— Ясно, — кивнул Шамиль.
— Скажи еще — пусть на рожон не лезет. Мы будем в третьем вагоне от паровоза.
— Ладно. Гриш, к Митцинскому с пустыми руками не явишься. Тут подарок нужен, чтобы челюсть отвалилась. А у Саида откуда деньги?
— Так он же охотник.
— Ну?
— Шкура снежного барса — чем не подарок?
— Голова-а! — уважительно протянул Шамиль. — Теперь дело за малым — шкуру достать. Ты хоть знаешь, что такое барса у нас добыть? За ним одному месяц гоняться надо. Бывает, что и за месяц в глаза не увидишь.
— Месяц нам не подходит, — серьезно сказал Аврамов, — нам три дня от силы отпустят, да и то, если под настроение начальству попадешь. Меня возьмешь с собой?
— Вилла-билла, мине дургой луди сапсем не нада, — подытожил Шамиль. — Когда к начальству пойдешь?
— А сегодня и пойду, — сказал Аврамов. — Вечерком заходи, обговорим все.
На том и порешили. Обнялись. Саид бережно лапал обнову, приплясывал, расплывался в улыбке. Братья развернулись, пошли. Рутова застегнула кобуру, тонко улыбнулась:
— Черт знает, какая необразованность, Григорий Василич. Вы к ним по-культурному, с приемами джиу-джитсу, а они никаких приемов не признают, знай на спину валяют.
С некоторым удивлением уставился Аврамов на своего инструктора, крякнул смущенно, сказал в свое оправдание:
— Не мог же я фронтовому дружку шею ломать за здорово живешь.
— Не могли, — охотно согласилась Рутова. В озорном прищуре светились глаза. Заныло у Аврамова сердце, накатила, сладкой тревогой обожгла думка: «Неужто судьба моя?»
Ташу Алиева сидела в яме вторую неделю. Ночами холодные туманы крались по отрогам гор, заползали во двор, стекали к ней в яму. Нещадно трепал озноб, мучил страх. Одолевала бессонница. Скорченное тело требовало движения. Яма походила на могилу, давила теснотой, земляной прелью.
Днем к Ташу еще прилетали какие-то звуки — смутные, процеженные глубиной. Голубел бездонный кружок неба, забранный решеткой. Изредка, если долго смотреть, черной молнией простреливал синеву стриж. Тягуче и глухо, как с того света, пробивался к слуху гул стада по утрам.
К вечеру перед глазами проплывали миражами картины детства, смазанные временем видения наслаивались друг на друга.
Первые дни она еще пыталась обуздать мысли, собрать и направить их в русло благочестия. Хотела думать о блаженстве в другом, грядущем мире. Но зыбкую, паутинчатую ткань мыслей рвал камнепад воспоминаний. Мучилась и умирала от родов мать, распялив черный, кричащий рот; наваливалась гнетущей тяжестью на спину корзина с землей... сколько их перетаскано на огород-терраску на крутом склоне!
