— А с чего это ты, матушка, решила, что я вот так просто тебе все и расскажу? — усмехнулся в ответ Вотша и вдруг почувствовал, как отяжелело его тело, как тяжелы стали руки и ноги, как необоримо клонится голова к столешнице, как сами собой закрываются глаза и становятся вялыми мысли.
Он сложил руки на столе, опустил на них голову и мгновенно уснул.
Проснулся изверг, как ему самому показалось, буквально через несколько мгновений, даже руки, лежавшие под головой, не успели занеметь. Во всем теле он ощущал необыкновенную легкость и странную силу. Подняв голову, он увидел, что старушка, привычно улыбаясь, молча сидит напротив него, словно дожидаясь, когда он проснется. Увидев, что ее гость вновь открыл глаза, она, вдруг став серьезной, проговорила своим не по годам молодым голосом:
— Ну так послушай, Вотша, что я тебе скажу. Идти тебе сейчас на Восток не время — близится зима, которой ни в степи, ни в горах ты просто не выдержишь, замерзнешь! А если не замерзнешь, то попадешь в какую-нибудь восточную стаю, им лишний изверг, молодой и сильный, всегда пригодится. Так что… оставайся-ка ты лучше у меня!
Вотша был настолько поражен тем, что хозяйка домика откуда-то узнала и его имя, и намеченную им для себя дорогу, что даже не сразу понял смысл ее предложения. Вместо ответа на последние слова старушки он спросил:
— А откуда ты, матушка, узнала мое имя и… и все остальное?!
Старушка снова улыбнулась и ответила:
— Травка, милый, травка… И еще слово, сказанное к месту и вовремя!
— Травка… — потрясенно повторил за ней Вотша, а старушка снова озвучила свой вопрос:
— Ну, так что, остаешься у меня, Вотушка?
Изверг замер на месте, по его телу словно бы прошла быстрая горячая судорога! «Вотушка!!!» Когда-то очень давно именно так его называл дед Ерохта — единственный по-настоящему родной ему человек!!!
Вотша долго смотрел в морщинистое старушечье лицо, пытаясь проглотить горячий ком, вставший у него в горле, и вдруг перед его мысленным взором появилось совсем другое лицо, горбоносое, с высоким морщинистым лбом. Пронзительные глаза Темного Харта, казалось, пытались что-то ему подсказать, но он не мог понять, что именно. И поэтому он задал еще один вопрос:
— Да зачем я тебе нужен, матушка?!
— У тебя отличный нюх, — просто ответила старуха. — Не знаю, откуда он взялся?.. — Она на мгновение замолчала, пытливо вглядываясь в его лицо, словно пыталась сама ответить на свой вопрос. И Вотша ей подсказал:
— Я из стаи восточных волков.
Старуха кивнула:
— Да, бывает… У некоторых извергов сохраняются отличительные признаки многогранных предков!
И снова Вотшу толкнуло слово «многогранных» — слово из лексикона многоликих! А старушка между тем с улыбкой продолжала:
— Теперь понятно происхождение твоего чуткого носа. Так вот, именно такой нюх должен быть у моего ученика! — Последовала секундная пауза, а затем она совершенно серьезно предложила: — Хочешь овладеть всей силой трав, которые взрастила в нашем Мире Мать всего сущего, и всей силой слов, которые она дала людям?!
Вотша мгновенно понял, насколько заманчиво это предложение, но одна мысль тревожила его, и потому он ответил не слишком уверенно:
— Да… Конечно, но… У вас в деревне, наверное, частенько бывают многоликие?..
Старушка наклонила голову набок, ее пристальный взгляд стал каким-то отстраненным, а губы плотно сжались, словно удерживая невольное слово. Несколько секунд она молчала, а затем медленно проговорила:
— Бывают… Не часто, но бывают.
После этих слов ее взгляд снова потеплел, на лицо вернулась легкая улыбка, и она спросила:
— А тебе разве надо опасаться многоликих?
— Ну-у-у… — медленно протянул Вотша. — Опасаться не опасаться, а… натерпелся я от них достаточно!
— Знаешь что, паренек, — сразу посерьезнев, проговорила старушка, — выкладывай-ка ты мне всю правду. Что с тобой случилось, почему ты решил в дальние горы податься, от кого прячешься?! — И, снова мгновенно улыбнувшись, добавила: — Или мне самой все это узнать?!
«А ведь она может!!!» — заполошно подумал Вотша. Его взгляд метнулся к входной двери, но что-то внутри, какое-то странное теплое чувство остановило его. С минуту он посидел, опустив голову и ни о чем не думая, прислушиваясь к этому странному, неожиданному ощущению, а затем начал свой рассказ.
