Ратмир, остановившись у перегородки, внимательно ее осмотрел, а затем, повернувшись к мастеру, спросил:
— Какой толщины твоя стена?!
— Как было сказано, господин, — с новым поклоном ответил Мухель. — Четыре камня!
Ратмир обернулся, отыскал взглядом старосту и сурово спросил:
— А почему камень светлей, чем на стенах?! Специально метку оставили?!
— Нет, господин! — чуть ли не вскрикнул староста, но тут голос отказал ему, и он закашлялся.
— Камень точно такой, господин, — подал голос Мухель. — Просто свежий еще… Постоит недельки три-четыре, и никто не отличит заплатки!
— Не отличит?.. — Ратмир снова смотрел на мастера. — Ну что ж, увидим!
Он молча взглянул в глаза Варду, и тот едва заметно кивнул, обещая еще раз проверить качество кладки.
Вся группа двинулась дальше, и только староста задержался около каменщика.
— Ну, молодец, Мухель, — просипел он не до конца вернувшимся голосом. — Не подвел — и кладку закончил, и ответил вовремя!
— Это тебе спасибо, староста, — с усмешкой проговорил Мухель. — Если бы помощника не прислал, не успел бы я к сроку-то!
— Какого помощника?! — насторожился староста.
— Как какого? — удивился каменщик. — Того самого, которому ты подмости выдавал!..
Староста несколько секунд непонимающе смотрел на мастера, а затем метнулся взглядом за уходящими многоликими и, придвинувшись вплотную к Мухелю, прошептал:
— Никому не говори, что у тебя какой-то помощник был! Понял?! Никому!
Он припустил по темному тоннелю за довольно далеко ушедшими многоликими, но на бегу еще раз обернулся и погрозил мастеру кулаком.
Вотша быстро миновал центр Рожона, но долго плутал по узким улочкам окраины, между маленькими одноэтажными домиками, огороженными невысокими каменными оградами. Над городом между тем опустился вечер, темнело, и пора было подумать о ночлеге, однако Вотше хотелось уйти из города, из этого скопления людей, где в любой момент его могли остановить и задать опасный вопрос. Наконец он вышел к реке, прямо к широкому и длинному настилу, у которого швартовались длинные узкие лодки, перевозившие товары по реке от столицы западных вепрей к морскому побережью. С реки потягивало влажным прохладным ветерком, и Вотша, вдохнув этот воздух, вдруг почувствовал, что до предела вымотан, что сил у него почти не осталось. Усилием воли он подавил желание растянуться прямо на этих грязных досках и уснуть, наплевав на опасность быть снова схваченным, заставил себя шагать в темноте мимо темных силуэтов покачивающихся лодок в сторону тусклых огоньков, мерцающих на берегу, там, где кончался причал.
И вдруг Вотша увидел, как метрах в десяти впереди вспыхнул слабый огонек. Несколько секунд он трепетал на ветру, а затем погас, и тут же до его слуха донесся голос:
— Эх, ребята, погуляем последнюю ночку в столице! Только б к рассвету успеть вернуться!
— В столице?! — ответил ему другой голос. — Да ты видел столицу-то?! Небось нигде, кроме кабака мамаши Лурье, и не был!..
Раздался смех нескольких человек, но первый из говоривших, нисколько не смущаясь, заявил:
— Поплаваешь с мое по реке и поймешь, что в любом городе, в любом селе главное — кабак, а все остальное смотреть необязательно!
Затем послышался топот нескольких пар ног по настилу причала, люди удалялись от Вотши. Подождав несколько секунд, он двинулся за ними следом, внимательно разглядывая пришвартованные лодки. Шагов через тридцать он увидел, что с приподнятой кормы одной из лодок на причал переброшена широкая длинная доска, с набитыми на ней брусочками, служившими небольшими ступеньками. Оглядевшись по сторонам, Вотша ступил на этот хлипкий, подрагивающий под ногами трап и спустя несколько секунд оказался на корме лодки. Он, чуть пригнувшись, замер и внимательно вслушался в окружавшую его темноту — вокруг стояла тишина, нарушаемая только слабым журчанием воды, обегавшей борта лодки. Вотша быстрым неслышным шагом взбежал на корму лодки, ступил на узкий настил, тянущийся через поперечные сиденья, и бесшумно перебрался на нос. Там он улегся среди больших тюков, набитых каким-то мягким товаром. Через десяток минут он уже спал, сморенный усталостью и напряжением последних часов.
