– Идемте, – шепнула ему Рене. Она стояла в дверях, держа свечу.
Вдвоем они спустились вниз и через заброшенную детскую прошли в заколоченную комнату. Фредерику показалось странным, что за все это время его спутница так и не вспомнила о крокодиле, который будто бы живет под ступенями лестницы, но в тот момент он решил не обращать на это внимания.
– На берегу есть лодка, – сказал он. – Нам надо бежать.
– Нет. – Рене покачала головой.
– Но эти люди…
– Я все о них знаю. – Она не сдержала жеста раздражения. – Как я могу вас убедить, что мне не нужна ваша помощь?
Сейчас она казалась совершенно разумной, но Фредерик терялся в догадках, была ли она действительно такой, или он принимал желаемое за действительное.
– И потом, – добавила Рене, – вы можете уплыть один.
Она была права: конечно, он мог в любой момент скрыться с острова. Впрочем, это вовсе не означало, что его не схватят в первой же деревне, на берегу которой он окажется.
– Почему эта комната заколочена? – спросил Фредерик, просто чтобы услышать ее голос.
– Тут когда-то произошло убийство, – Рене поморщилась.
Ее собеседника передернуло. Опустив глаза, он увидел, что стоит прямо на темном пятне, отчетливо видном на полу, и с гримасой гадливости отскочил назад.
– Как вы можете не бояться, когда… когда…
Фредерик задыхался, ему не хватало слов.
– Кажется, опять начинается дождь, – вздохнула молодая женщина, прислушиваясь. – И крокодил снова вылезет из-под лестницы… Прощайте.
И прежде чем он успел удержать ее, она скользнула прочь, аккуратно притворив за собой дверь.
В бешенстве Фредерик стукнул себя ладонью по лбу.
– О, ч-черт…
Он сел, стараясь не смотреть на темное пятно на полу. Конечно, есть лодка, плыть до берега не так уж далеко, и если постараться, можно сделать так, что его никто не узнает (он потрогал щетину, пробивающуюся на щеках). Но разве он сможет бежать, зная, что Рене остается здесь одна и без помощи?
«Я мог бы нарисовать ее портрет… Не хуже тех, что Бреваль рисует для Салона, – надменные княгини, утомленные ничегонеделанием и развратом, или великосветские поэтессы, которых через полвека никто не вспомнит… Но вот ее выражение лица… Удастся ли мне его передать?»
Он задумался, что же такого было в этом выражении, что ставило его в тупик.
«Вуаль… Нет, не то… Нет, то… Болезнь – как вуаль, скрывающая и искажающая нормальные черты характера… Упрямство, ирония, недоверие…»
В поле его зрения снова попало пятно на полу, и Фредерик содрогнулся. Тут в голову ему пришла еще одна мысль.
«Безумный дом, и безумная женщина в нем…»
Ливень обрушился на остров, и когда Фредерик представил, что ему надо выйти наружу и под холодными струями дождя брести обратно к маяку, что-то изменилось в его восприятии заколоченной комнаты. Он даже стал находить ее вполне приемлемой для жилья, хотя из окна немилосердно дуло. И в конце концов, здесь он был ближе к Рене, чем на маяке.
Чтобы хоть как-то переждать непогоду, он зажег свечу и стал рассматривать портрет женщины, висевший на стене. Та, которая была на нем изображена, Фредерику совсем не понравилась – он нашел ее самодовольной и глуповатой, да и качество живописи оставляло желать лучшего.
«Она наверняка спала с художником, это заметно… Обычный человек, конечно, ничего не увидит, но мне достаточно посмотреть на портрет».
Фредерик поморщился. Видеть в полумраке устремленные на него нарисованные глаза было не слишком приятно, и он отвернулся. Взгляд его упал на колченогий секретер, примостившийся в углу, и Фредерик подошел поближе, чтобы рассмотреть его.
Ящички, ящички, нескольких не хватает, но, в общем, стол как стол. Не удержавшись, Фредерик выдвинул наугад несколько ящиков. Он ожидал найти размокшие от сырости старые письма или что-то в этом роде, но вместо них обнаружил неполную коробку револьверных патронов.
Через несколько минут лихорадочных поисков он обнаружил в глубине одного из ящиков патроны для ружья.
