– Фараон призывает нас. – Таита встал и направился обратно к воротам.
За стенами царила суета и спешка – отряд готовился к переходу через дюны. Воины снова наполняли мехи с водой и проверяли упряжь колесниц, прежде чем взойти на них.
Поверх голов своих приближенных фараон заметил эту пару, проходящую через ворота, и кивком подозвал Таиту. Вместе они отошли на несколько шагов в сторону, чтобы командиры отряда не могли слышать их. Когда вельможа Наджа сделал попытку присоединиться к ним, Таита прошептал царю несколько слов, и тот, повернувшись, одним словом вернул Наджу на место. Покраснев от обиды, вельможа метнул на Таиту взгляд яростный и острый, как боевая стрела.
– Ты оскорбил Наджу, – предупредил фараон. – А я не всегда могу быть рядом, чтобы защитить тебя.
– Мы не можем доверять никому, – возразил Таита. – До тех пор, пока не отрубим голову змее предательства, обвившей колонны твоего дворца. До твоего возвращения из похода на север только нам двоим должно быть известно, куда я увезу царевича.
– Но Наджа! – Фараон со смехом пожал плечами.
Наджа был ему как брат, они вместе прошли по Красной дороге.
– Даже Наджа, – отрезал старик.
Его подозрения переросли наконец в уверенность, но он не располагал еще доказательствами достаточно вескими, чтобы убедить фараона.
– Царевич знает, зачем ты уводишь его в цитадель пустыни? – спросил Тамос.
– Ему лишь известно, что мы идем с целью углубить его знакомство с таинствами и поймать божественную птицу.
– Хорошо, Таита, – кивнул фараон. – Ты всегда был склонен к таинственности, но верен. Все решено, говорить больше не о чем. Нам пора, и пусть Гор возьмет под свое крыло тебя и Нефера.
– Почаще оглядывайтесь, ваше величество, потому как в эти дни враги не только перед вами, но и позади.
Фараон положил руку на плечо мага и крепко сжал. Кожа под его пальцами казалась тонкой, но твердой, как сухая кора акации. Затем он вернулся к своей колеснице, где его ждал Нефер; вид у царевича был обиженный, будто у щенка, которому велели убираться в свою будку.
– Божественный фараон, в отряде сражаются люди и помоложе меня, – предпринял царевич последнюю отчаянную попытку убедить отца взять его с собой.
Фараон знал, что мальчик прав. Мерен, внук прославленного полководца Крата, был младше его сына на три дня, а сейчас ехал вместе со своим отцом в качестве копейщика на одной из передовых колесниц.
– Когда же ты возьмешь меня с собой в битву, папа?
– Наверное, после того, как ты пройдешь по Красной дороге. После этого даже я не смогу запретить тебе.
То было пустое обещание, и оба это знали. Пробег по Красной дороге был почетным испытанием на умение обращаться с лошадью и с оружием, пройти которое могли немногие воины. Это испытание иссушало, изматывало и зачастую убивало даже сильных мужчин во цвете лет, имеющих прекрасную подготовку. Неферу до этого дня было еще далеко.
Затем строгое лицо фараона смягчилось, и он сжал плечо сына – то было единственное проявление нежности, какое он мог позволить себе на глазах у войска.
– Пока же я повелеваю тебе отправляться с Таитой в пустыню, чтобы ты изловил свою божественную птицу и тем самым доказал принадлежность к царскому роду и свое право надеть в один прекрасный день двойную корону.
Стоя у разрушенных стен Галлалы, Нефер и старик смотрели на проходящую мимо колонну. Во главе ехал фараон. Обернув вожжи вокруг кистей и откинувшись назад, он сдерживал коней; грудь его была обнажена, льняная юбка хлестала по мускулистым ногам. Синяя военная корона делала его выше и придавала облику нечто божественное.
За ним следовал Наджа, почти такой же высокий и красивый.
Лицо вельможи выражало надменность и гордыню, за спиной висел кривой лук. Наджа был одним из величайших воинов нынешнего Египта и имя свое получил как знак отличия: слово «наджа» означало священную кобру в царской короне-урее. Фараон Тамос пожаловал ему это имя в тот самый день, когда они вместе успешно прошли испытание Красной дорогой.
Царевича Наджа не удостоил даже взглядом. Колесница фараона скрылась в темном проеме между дюнами, прежде чем последняя в строю миновала место, где стоял Нефер. Мерен, друг и сообщник царевича по мальчишеским проделкам, рассмеялся Неферу в лицо и сделал неприличный жест. Потом заорал с издевкой, перекрывая скрип осей и шум колес:
