Он добился должности консула и командования армией и разбил Бокха и Югурту.
Бокх не пожелал гибнуть вместе со своим зятем и выдал Югурту.
Молодой Сулла получил его из рук мавретанского царя и передал в руки Мария.
Однако Сулла велел выгравировать на своем перстне сцену выдачи нумидийского царя, и именно этим перстнем — чего Марий никогда не мог ему простить — он запечатывал свои письма, причем не только личные, но и официальные.
Вспоминали, что в Рим достославного пленника привели с оторванными ушами: ликторы так торопились завладеть его золотыми серьгами, что вырвали их прямо с ушами!
Повторяли его насмешку, когда, брошенный нагим в Мамертинскую тюрьму, он воскликнул: «До чего же холодны в Риме бани!»
Вспоминали его шестидневную агонию, в течение которой он ни на минуту не изменил себе, и, наконец, его смерть на седьмой день.
Он умер от голода!
Югурта был Абд эль-Кадером своего времени.
Зависть к Марию в Риме была огромна, и, несомненно, он заплатил бы за свои победы обычным образом, подобно Аристиду и Фемистоклу, как вдруг боевой клич, исторгнутый галлами, притянул все внимание к Западу.
Триста тысяч варваров, спасаясь бегством от вышедшего из берегов океана, двинулись на юг, через Гельвецию обогнули Альпы, проникли в Галлию и объединились с кимврскими племенами, в которых они признали своих братьев.
Это и в самом деле была гибельная новость.
Консул Гай Сервилий Цепион был атакован варварами, и из восьмидесяти тысяч его солдат и сорока тысяч рабов спаслись только десять человек.
Консул был в числе этих десяти.
Один лишь Марий, почти такой же варвар, как эти варвары, мог спасти Рим.
Он выступил в поход, приучил свои войска к виду этих страшных врагов, уничтожил сто тысяч их подле Акв, запрудил Рону их трупами и на целые века удобрил этой человеческой гнилью долину.
Это касательно тевтонов.
Затем он нагнал кимвров, которые были уже в Италии.
Послы кимвров явились к нему.
— Дайте нам, — сказали они Марию, — землю для нас и наших братьев-тевтонов, и мы сохраним вам жизнь.
— Ваши братья-тевтоны, — ответил Марий, — уже получили землю, которая будет принадлежать им вечно, и вам мы уступим землю по той же цене.
И в самом деле, он уложил их всех на поле сражения у Верцелл.
Ужасное нашествие с севера рассеялось, словно дым, и из всех этих варваров Рим увидел лишь их царя Тевтобода, который одним махом перепрыгивал через шесть лошадей, поставленных в ряд, и, войдя пленником в Рим, был на целую голову выше самых высоких трофеев.
После этого Марий был назван третьим основателем Рима.
Первым был Ромул; вторым — Камилл.
В честь Мария совершались жертвенные возлияния, как в честь Вакха и Юпитера.
Ну а сам он, опьяненный двумя своими победами, пил теперь только из кубка с двумя ручками, из какого, согласно преданию, пил Вакха после своего завоевания Индии.
Была забыта смерть Сатурнина, которого в тот самый год, когда родился Цезарь, забили камнями на глазах у Мария, а может быть, как поговаривали, и по его приказу.
Было забыто, как Марий избегал сражения с италийцами и упускал самые благоприятные случаи для победы.
Было забыто, как под предлогом нервного расстройства Марий сложил с себя командование, питая надежду, что Рим падет так низко, что будет вынужден броситься в его объятия.
Помнили лишь о том, что за его голову была назначена награда, о его бегстве в Минтурнские болота и о его заключении в тюрьму, где некий кимвр не осмелился убить его.
Его смерть, как и смерть Ромула, осталась скрыта облачной завесой, и никто не заметил, что это облачная завеса образовалась из испарений вина и крови.
Прошло лишь двенадцать лет с тех пор, как Марий умер, но Сулла, переживший его, сделал из него бога.
Вот к этим еще живым чувствам и воззвал Цезарь, воскрешая Мария.
Под крики народа Рима, раздававшиеся на Форуме и Капитолии, сенат собрался на заседание.
При одном лишь упоминании имени Мария патриции дрожали в своих курульных креслах.
С места поднялся Лутаций Катул: это был, по словам Плутарха, «человек, пользовавшийся у римлян наибольшим уважением»;[12] он поднялся, повторяю, и бросил обвинение Цезарю.
