А в наши дни ребятам из маленькой экскурсионной шарашки пришла в голову мысль сделать маленький бизнес. Сочинили они за бутылочкой подходящую легенду, подчистили колодец, местный Церетели кувшин сваял, и потекли денежки! Вы, спрашивает, с Леночкой сколько там оставили? Полтинник?.. Правильно! Пройдет в день сотня таких же — вот вам и пять тысяч. Монеты в подавляющем большинстве в колодец падают. А там, на дне, у них сетка специальная подвешена. Каждый вечер торжественный подъем устраивают. И из кувшина денежки тоже извлекают. Палкой с пластилином… Местные монеты — сразу в дело, а российские потом у проводников на бумажки обменивают. Вот так!
— Ну, и к чему ты это все? — скривился свежеразведенный. — Они ж не воруют… Никто вас с Ленкой не заставлял деньги в кувшин кидать.
— Так я и не в претензии. Наоборот, даже интересно было… В том-то и фокус, что ребята не воруют, а самым честным образом изымают финансовые излишки из карманов развесивших уши туристов. А все потому, что мозгами головы шевелить умеют. Вот и ты, если хочешь чего от женщины добиться, тоже должен мыслить чуть шире рамки футбольных ворот. Или радиуса разлета осколков… Напряги, наконец, вмятину от фуражки! Придумай какую-нибудь душещипательную историю про того же незнакомца, который с букетом… Что на самом деле, мол, никакой это не «неизвестный художник», а самый настоящий Ван Дейк. Только это, якобы, великая тайна, одному тебе известная.
— Хороша тайна… Она, раз по музеям шастает, то наверняка в этом деле соображает. А если потом узнает, что это все — туфта?
— Чудак ты, Леха. Ну и пусть узнает! Ей ведь главное не то, что это Ван Дейк, а то, что ты ради нее легенду сочинил. Ради нее, понимаешь? Она и без его портрета себя английской королевой чувствовать будет… Короче, я тебе до вечера подберу кое-какой матерьяльчик. Вызубришь, творчески переработаешь и — вперед! Да, еще одно… — Анатолий критически посмотрел на друга. — Видуха у тебя какая-то неинтеллигентная. Как у вышибалы ресторанного. Не являешься ты эталоном мужской красоты. Особенно нос.
— Нос как нос, — буркнул Быков, пощупав переносицу. — Волосы отпускать и платок на шею повязывать не намерен. У меня не та… цветовая гамма.
— И не надо. А вот очки купить не помешает.
— Зачем?
— За умного сойдешь. Согласно последним независимым исследованиям, женщины считают очки признаком ума. Типа, много читал, вот и посадил зрение. А раз много читал, то, следовательно, умный… Вот и давай слабый пол не разочаровывать. Купи очки с простыми стеклами в любой оптике. Только на оправе не экономь. Оправа должна солидно выглядеть… И начинай по капле выдавливать из себя мента.
— Может, бляха, еще педикюр сделать?
— Педикюр?
Репин отошел от Алексея на пару шагов и, с серьезным видом снова окинув его взором, отрицательно покачал головой:
— Нет, пока обойдемся. А остальные проблемы будем решать по мере поступления… Все, дерзай!
* * *
Выслушав младшую сестру, Рита затушила сигарету в стоявшей на подоконнике консервной банке.
— Да, дела… Зачем ты вообще его впустила?
— Это, между прочим, твой кадр, а не мой, — повела плечами Вика. — Что ж его, на пороге держать? Откуда я знала, когда ты вернешься?.. А он бутылку принес, сигареты… Посидели немного. Сначала все, вроде, нормально было, а потом ему сперма в голову ударила. В койку потащил, козлина. Вон, синяк на руке… Ну, я схватила пепельницу — и по роже…
— Пепельницу бы пожалела… Смотри, сестренка! У Витьки с головой беда полная. Не приведи бог, подкараулит в укромном месте.
— Да пошел он… И что за мужики нынче стали? Суслики какие-то озабоченные.
— Ну да! А ты хочешь, чтоб сразу и богатый, и умный, и добрый, и чтобы салюты в твою честь запускал… Такое только вон, — Рита указала рекламный плакат к фильму «Красотка», висевший на стене комнаты, — в Голливуде бывает.
— Я нормального хочу, — поморщилась сестра.
— Нормальные перевелись. Всем непременно что-то надо.
Рита печально посмотрела в окно — все та же переполненная помойка. Ничего принципиально нового, если не считать чей-то рваный носок, одиноко повисший на ветке тополя. Все-таки именно бытие определяет сознание, а не наоборот. Вот жили бы они на Рублевке — и никаких тебе Витьков и Стасов. Другие мужики — другая жизнь. А здесь… Как не корячься, а все равно выше швабры не прыгнешь.