И славы хватало всем. Однако мало кто мог в те годы отыграть весь матч без замен, так что об этой важной составляющей любого матча, любого турнира нужно было думать постоянно.
Учитывая, что у нас был ровный и сильный состав, мы с Юрием Озеровым разработали систему заранее учтенных замен связками (наподобие того, как это делается в хоккее, а теперь и в водном поло). Резон в этом, безусловно, был. Разная манера баскетболистов в связках, свежесть выходящих на замену, сохранение темпа игры — все это работало на нас. Но есть здесь и такой нюанс: а ну как не пойдет игра у какой–то связки? И наоборот, у этой связки игра идет — надо ли ее менять, коли замена спланирована? Повторяю, точный ответ на эти вопросы не найден до сих пор… И я сам чувствовал, что иногда такие замены только мешают, А однажды чуть не поплатился за приверженность к самим же собой установленному правилу. На Олимпиаде в Токио мы играли с бразильцами и вели очков двенадцать–тринадцать. На площадке тогда была связка Петров — Вольнов — Корнеев. Игра им явно удавалась, ребята были на подъеме, а Петров так просто «забронировал» за собой оба щита. Но подошло время задолго до окончания матча запланированной замены, и я выпустил Круминьша, Липсо и Муйжниекса. Надо заметить, что Петров лучше Круминьша входил в игру, сразу схватывал ритм, темп, ситуацию. В тот раз замена себя не оправдала, бразильцы к концу тайма счет сравняли.
В раздевалке у нас царил траур, и Гена Вольнов чуть ли не рыдал, упрекая меня: «Ну, зачем, зачем вы тянете своего Круминьша? У нас же с Сашей так здорово все получалось…»
Конечно, я не «тянул» Круминьша. И сам понимал, что замена получилась неудачной. Поэтому второй тайм начал прежним составом. Однако бразильцы уже поймали свою игру, освоились, успокоились, а главное — жестче, грамотнее стали действовать против Петрова. И игра пошла очко в очко. Вот тут уж я без всяких заранее задуманных замен снова выпустил Яниса, и он на этот раз отыграл блестяще, концовку вытащил именно он… Но и такая экстремальная ситуация не породила антагонизма между Сашей и Яном. Добродушный Круминьш вроде бы даже уступал лидерство Петрову. Саша тоже не оставался в долгу, демонстрируя истинное благородство. Честный, искренний, бесхитростный в жизни и в игре, он вступал в спор с Яном не за кулисами, не в кулуарах, а непосредственно на площадке, где был, безусловно, фигурой заметной и привлекательной. Саша играл красиво. Не скажу, что он был идеально сложен. Нет, он был сутуловат, склонен к полноте, он и ходил–то вразвалочку, как это было модно в то время, и на площадке старался держаться так же. Не упускал случая подчеркнуть выигрышный жест, отставить изящно руку, чтобы показать, как сработала при броске кисть, как бы затягивал бросок, чтобы все увидели, как здорово и элегантно он бросает.
Довольно темпераментный, с приятной внешностью (темнокаштановая шевелюра, большие голубые глаза, правильные черты лица), Саша любил сыграть ярко и старался, чтобы это стремление заметили, он явно хотел нравиться. Я его как–то даже спросил: «Что, Саша, любуешься собой?» На что он отшутился: «Александр Яковлевич, а что делать? Себе не будешь нравиться, кому же тогда понравишься?» Но, как известно, в каждой шутке…
Однако очень хорошо, что уже тогда Саша ценил красоту и пытался играть красиво. Этим ведь он тоже работал не только на себя — на баскетбол. На тот баскетбол, который мы видим сегодня в исполнении Сабониса, а раньше видели в исполнении Саши Белова.
Эффектная и эффективная игра Петрова родилась не на пустом месте. Как я уже говорил, он рано попал в настоящий баскетбол и, как губка, впитывал в себя все лучшее. Уже в 1957 году его, 18-летнего, ввели в молодежную сборную страны и он участвовал в турнире (кстати, очень ответственном турнире) в рамках Всемирного фестиваля молодежи и студентов в Москве, где команда заняла второе место вслед за бразильцами. А через некоторое время его взяли и в первую сборную СССР.
В сборную Петров пришел из московского «Динамо», куда его пригласил Степан Суренович Спандарьян. Степан Суренович умел разглядеть молодой талант и умел работать с ним. Меня всегда поражало, как это в такой страстной и горячей игре, как баскетбол, Степан Суренович умудрялся сохранять спокойствие, рассудительность, немногословие. И это при его–то южном темпераменте. Оказалось, что Спандарьян просто воспитал в себе эти качества, унаследованные — чем он очень гордился — от отца, профессионального революционера…
