— Не скажу «нет»!
Мы поехали в укромный бар, куда я ходил, желая побыть "в одиночестве среди толпы", когда меня охватывал очередной приступ ностальгии. Мы сели за столиком в глубине зала, по привычке заняв позицию, позволяющую наблюдать за входными дверями и стойкой.
— Каким ветром тебя сюда занесло? — спросил я.
Со времени разгрома Организации и моего выхода из госпиталя, после чего я почти сразу же уехал в Австралию, я не имел о нем никаких сведений. Находясь в Центре, он мог еще кое-что узнавать обо мне, я же не знал, где он, что с ним, точно так же, как ничего не знал и о других ребятах нашего «клуба», оставшихся в живых. Только сейчас я понял, как мне их не хватало.
Вопреки обыкновению, он не стал нести веселую околесицу, дымовой завесой скрывавшую любые факты его реальной деятельности.
— Скверным, старик. Ты ведь в курсе наших последних событий?
— Более-менее.
— Полный развал. Похоже, что скоро наступит «абзац», как выражается мой племянник.
Гриша до сих пор не был женат, внебрачных детей, насколько я помнил, у него не было, но подростки обоих полов липли к нему, как мухи к варенью, стоило лишь ему оказаться в их обществе. Дети и собаки инстинктивно чувствуют хороших людей, понимают, когда к ним относятся с искренней симпатией. При такой черте характера мой друг всегда был в курсе последних веяний молодежного жаргона. Правда, нелепое употребление словечка «абзац» в качестве синонима "полного краха", «провала», было не таким уж новым, его знал даже я.
— Так что же, ты приехал сюда спасать СНГ при содействии местного отделения «Гринпис»?
Похоже, что его зубоскальство оказалось заразительным.
— Нет, у меня задача более узкая.
— Какая же, если не секрет?
— Я хотел, чтобы это осталось секретом, но ведь ты не станешь помогать мне втемную, я тебя знаю.
— Ты нуждаешься в моей помощи?
— Еще и как. Даром, что ли, я столько времени обиваю порог вашей чертовой «Ассунты», пока ты где-то прохлаждаешься.
— Я тебе расскажу, как и где я прохлаждался. Слушай, а это здорово, что ты приехал! Похоже, что мы сможем помочь друг другу.
— Не скажу «нет»!
Гриша поднял свой бокал и посмотрел сквозь него на люстру.
— Доброе винцо! — заявил он с видом знатока, хотя еще и не пригубил заказанный мной кларет местного разлива.
Я молча ожидал, зная, что если стану торопить его, он будет только отшучиваться и любое мое слово послужит для очередного упражнения в остроумии. Наконец, Гриша поставил бокал на стол, так и не прикоснувшись к вину.
— Да, задача у меня узкая, — повторил он. — Прибегая к сравнению, можно сказать: узкая, как щель.
— Какая еще щель? — не выдержал я.
— Половая, друг мой, какая еще, — хладнокровно ответил он. — Ей Богу, так оно и есть! Вот уж не думал, что на старости лет придется заниматься охраной девственности прекрасных россиянок и других красоток бывшего СССР. Все мое естество противится такой роли, ты же меня знаешь.
Гриша имел репутацию заправского сердцееда и тщательно ее поддерживал. "Половой разбойник", так он себя называл, и не без основания. Может быть, именно это помешало ему обзавестись семьей, хотя претенденток подавать ему кофе в постель и на законных основаниях контролировать содержимое карманов, было много.
— Ты знаешь, сколько наших девушек после развала «соцлагеря» нашло себе работу, скажем, в бардаках Германии? — спросил он.
— Нет, но думаю, что много.
— Примерно двадцать тысяч. Большинство из них приехало нелегально, живут без виз, без паспортов — официально зарегистрированных проституток в Германии всего около четырех тысяч. Оборот, который имеют заправилы этого бизнеса, перевалил за сотни миллионов марок — по данным налоговой инспекции.[2] А вообще-то предполагают, что там крутятся миллиарды. Ты, наверное, читал: во Франкфурте-на-Майне недавно убили шестерых в подпольном борделе. Наши же, российские немцы, переселенцы из Казахстана. Жена одного из них подрабатывала в том же борделе и как-то ночью впустила мужа — здоровый такой парень, метра два ростом, он их втихую и задушил куском электрокабеля: хозяина, хозяйку и четырех девиц из обслуживающего персонала, подружек жены.
