Сыну, точнее, пасынку герцога Кендала эль Хаарта в марте исполнилось восемнадцать. Он был молод, любил веселье, музыку, смех и хорошеньких девушек — он любил жизнь! Но она проходила мимо, сторонясь его, как зачумленного. Время, когда Нейл ненавидел себя за это, давно прошло, он смирился с неизбежным, но иногда… Иногда все-таки находило. Вот как сейчас. Ему страстно хотелось быть там, среди них, в самой гуще волнующейся толпы — и он знал, что этого никогда не будет. Скорей бы осень, подумал молодой человек. Оглянулся — дом в конце сада, такой же запущенный, темный, даже отсюда казался холодным и лишенным души. Будто и ее капля за каплей вытянули из него хозяева, спавшие сейчас в своих скудно обставленных комнатах: род Хаартов не был беден, просто герцог не одобрял излишеств. Тому же он учил и Нейла, и младшего сына, а что думала по этому поводу герцогиня, было тайной для них для всех — Нейлу порой казалось, что мать попросту не замечает ничего вокруг себя.
Порыв теплого майского ветра колыхнул листья дуба, взъерошил короткие волосы на макушке. Совсем поздно. А бал кончится только к рассвету, не дожидаться же его? Заснешь и ухнешь с ветки, как куль с мукой! Нейл неохотно выпрямился и уже собрался было спуститься вниз, когда его внимание привлекло небольшое светлое пятнышко, скользнувшее далеко впереди по газону — от особняка к редкой кипарисовой рощице. Кто это? Похоже, какая-то девушка. Но почему она совсем одна, без подруг, без матери или тетки, без кавалера, в конце концов? Ночь же.
Он нахмурился. Владения барона Д’Элтараа совершенно безопасны, здесь полно охраны, так что за жизнь и здоровье любительницы поздних прогулок можно не опасаться, но все-таки… Без веских причин девушки бала не покидают — а если и покидают, так уж точно не затем, чтобы помолиться. К тому же, в домашнем храме чужой семьи!
— Сандра?.. — недоверчиво-тревожно пробормотал он. И еще раз оглянувшись на свой спящий дом, быстро соскользнул с ветки.
* * *
Маленький круглый храм Танора притаился в густой тени плакучих кипарисов. Не звенела назойливая мошкара, не стрекотали ночные цикады, даже огонь в напольных каменных жаровнях у входа не гудел, не приплясывал, словно боясь нарушить тишину священной рощи. Отполированные мраморные ступени, ведущие в обитель Верховного бога, тонули в сонном полумраке — только внутри, у алтаря, ровно горели три белых свечи.
Тоненькая девичья фигурка в розовом бальном платье с пышными оборками замерла пред каменным ликом Танора — коленопреклоненная, с опущенной головой и молитвенно сложенными ладонями. Глаза девушки были закрыты, а губы беззвучно шевелились: «Светлый Владыка, вершитель судеб, склоняюсь перед тобой! Даруй мне свою защиту, а с нею — мудрость, а с ней — смирение, чтобы услышать и принять волю твою…»
Кассандра шептала знакомые с детства слова, но утешения они не приносили. В груди все так же жгло, на глаза сами собой наворачивались слезы, и недавний короткий разговор с матерью все еще вертелся в голове, не давая сосредоточиться на молитве. Наверное, не стоило приходить сюда сейчас, гневя Владыку суетными мыслями и напрасными жалобами, но куда же еще с ними идти? Мама уже всё сказала, папа всегда держит ее сторону, дядя Астор, на которого она, Кассандра, так надеялась, только молча покачал головой в знак своего неодобрения. Значит, и отсюда помощи ждать нечего. А Крис — у нее одна любовь на уме!
Язычки свечей недовольно колыхнулись. Кассандра открыла глаза. Каменный барельеф в центре алтарной стены, изображающий светлый лик Верховного бога, в полумраке всегда казался ей живым. Взгляд мудрых глаз из-под полуопущенных век проникал в самое сердце, утешал, ободрял… Но сейчас лицо Танора было непроницаемо. «Не откликнулся», — с тяжелым сердцем поняла Кассандра, вставая с колен.
— Прости, Владыка, — покаянно шепнула она. В последний раз низко склонила голову перед алтарем и вышла из храма. Сквозь редкие стволы кипарисов просвечивали белые стены родного дома. Окна его сияли в ночи, из них лилась нежная мелодия вальса. Бал. Пальцы девушки сами собой сжались в кулаки, на глаза опять навернулись злые слезы. Ну почему все так? Почему никогда нельзя делать то, что тебе действительно хочется? Разве это жизнь? Разве это вообще похоже на жизнь?!