— Послушайте… — Черчилль попытался вспомнить фамилию посетителя, но она вылетела у него из головы. — Как вас…
— Орлов, Даниил Орлов, — подсказал посетитель. — Можно просто Дэн.
— Послушайте, Дэн… — Черчилль передвинул сигару из одного угла рта в другой. — Все это, конечно, в высшей степени забавно, демонстрирует ваши связи в Кремле… Даже влияние на Сталина, но я не совсем понял, для чего все это затеяно. Продемонстрировать информированность советской разведки? Это вам удалось — вы узнали о встрече на Ньюфаундленде еще до того, как она была назначена. И эти милые детали о пересадке президента с яхты на крейсер «Аугуста»… Я даже представить не могу, откуда и как вы получили эти сведения…
— Не из советской разведки, поверьте, — став вдруг серьезным, сказал Орлов. — Я пока не пользуюсь этим источником.
Черчилль обратил внимание на специально выделенное интонацией «пока» и угрюмо кивнул.
— Выглядите уставшим, — сказал Орлов. — Переговоры были тяжелыми…
Он не спрашивал, он констатировал, как будто точно знал, о чем велись беседы в капитанской каюте «Аугусты» или в адмиральском салоне «Принс ов Уэлс». Но премьеру было на это наплевать. Он даже королю не стал раскрывать подробности тех разговоров. Просто сообщил, что помощь будет, что в войну Америка вступать в ближайшее время не собирается, но что прогресс в этом направлении заметен, прогресс, так сказать, прогрессирует, и что эти постоянные намеки американцев по поводу послевоенной судьбы Британской империи — всего лишь намеки, в ближайшее время никаких серьезных требований по этому поводу президент предъявлять не будет.
Но ведь на самом деле милый друг и родственник не скрывал, что собирается на этой проклятой войне нажиться, за счет Британии в том числе.
Черчилль ударил кулаком по подлокотнику своего кресла.
— Но ведь вы поговорили с президентом по МОЕМУ вопросу, — вежливо улыбнувшись, сказал Орлов. — Надеюсь, хоть это вас немного развлекло… И немного сбило спесь с президента ваших бывших колоний?
— О да, — помимо воли усмехнулся Черчилль. — Франклин даже побледнел больше обычного, а Гопкинс… Гопкинс и так выглядел плохо. Человек, которому вырезали кусок желудка с раковой опухолью, должен вести менее подвижный образ жизни… Но я его люблю, честное слово. Он, конечно, проклятый янки и все такое, он, конечно, сдерет с меня последнюю рубашку, но помощь окажет. Окажет, черт возьми, помощь…
— А вы хотели, чтобы они просто объявили войну Германии? Вот так вот — вызвали в Белый дом посла Германии и сообщили, что с полудня начинают бомбить Берлин? — Орлов покачал головой. — У них там общественное мнение, между прочим.
— Можно подумать, у нас его нет… — поморщился Черчилль. — Но я…
— Есть некоторая разница между шириной Канала и шириной Атлантического океана. В прошлом году Рузвельт был переизбран только потому, что молчал по поводу европейской войны. Если бы он только попытался объявить, что хочет в нее ввязаться, то…
— Да не читайте мне лекций, в конце концов! — вспылил премьер. — Достаньте лучше из шкафчика бутылку и стаканы… Вы пьете бренди?
— Во время серьезных разговоров — нет, — не пошевелившись, сказал Орлов.
— А я — пью! — Черчилль встал с кресла и, бормоча ругательства, пошел к шкафчику. — Всякий молокосос будет меня учить жизни… Никогда, слышите, никогда немного бренди не мешало серьезному разговору. Не пьет он, видите ли! А я вот…
Черчилль достал початую бутылку, вытащил пробку и налил бренди в хрустальный стакан.
— Чтобы вы сдохли! — провозгласил он и сделал большой глоток. — И за победу!
Черчилль вернулся в кресло, поставил бутылку на стол перед собой. С вызовом посмотрел на собеседника. Тот вздохнул.
— Ладно вам, не в моем возрасте менять привычки… — Черчилль снова отхлебнул бренди. — Но разговор у меня с американцами получился забавный… А я-то вам сразу не поверил, все эти разговоры о Гавайях, о провокации нападения… Высказал я это все только потому, что меня разозлили эти намеки на, видите ли, угнетение Индии. Конечно-конечно, бедные индийцы… А сами Филиппины держат? Мы уйдем с них в сорок шестом году…
