– Что тебе надо? – попробовал остановить я всадника.
– Стой, дурак! Ты кто? Как смеешь не выполнять приказ?!
– Спешу я. Очень.
Всадник подъехал ко мне вплотную, тесня конем, оскалил в усмешке зубы и рявкнул:
– Ты вор! Убегаешь с добычей. Брось нож и отдай, что взял.
Вот и все. Попался дурак в доспехах в самый неподходящий момент. Делать ему, что ли, нечего? Не отстанет теперь.
Вздохнув, я осмотрелся по сторонам, прикидывая, что делать, и попробовал в последний раз решить все мирно:
– Я не вор. Я спешу. Очень. Я хочу уйти.
Из-за того, что приходилось говорить с паузами, мои слова выглядели как речь испуганного простака. Это только раззадорило всадника.
– Закрой пасть, дубина! И давай сюда то, что украл.
Во все времена и эпохи сволочь, наделенная властью, приносит вреда больше, чем настоящий враг. Впрочем, это тоже настоящий враг. Только защищенный законом. Или его подобием.
Тянуть дальше нет смысла. Пока не покуражится, не отстанет. А то и убьет.
Нож ударил по морде коня (прости, приятель), тот фыркнул и резко подался назад. Всадник взмахнул рукой с копьем, пытаясь усидеть на месте. Но я помешал. Схватил за запястье и дернул на себя. Воин рухнул на землю, не успев даже вскрикнуть.
Пока его товарищи приходили в себя от неожиданного нападения, я подхватил упавшего, попутно удивляясь его небольшому весу, и потащил к противоположной стороне дороги.
– Стой, свинья!
– Убью, говнюк!
Поздно, парни, вопить и потрясать оружием. Раньше надо было думать. Я дотащил воина до щели, попутно отвесив ему оплеуху, чтобы не трепыхался, напоследок угостил подзатыльником и дал хорошего пинка. Тот полетел вперед, под ноги коней своих товарищей, грозно орущих и посылающих мне проклятия вперемежку с обещаниями растерзать на мелкие кусочки.
Пока они вернутся назад, пока повернут и выедут к воротам, я успею удрать за город. А там пусть ищут. Хоть сто лет.
Пригибаясь, чтобы не получить ветвями деревьев по голове, я рванул вперед, слыша проклятия и угрозы. Всадники уже сообразили, что наглеца им не догнать, и теперь выпускали пар.
* * *
Я успел миновать ворота и отойти на сотню шагов, когда, обернувшись, увидел у ворот повозки анкиварских разведчиков. Успел-таки…
На широком лугу рядом с дорогой мерно взмахивали деревянными тяпками двое крестьян. Отец и сын. Палящее солнце давно обуглило их спину и плечи, вытопило весь жир и превратило в подобие обугленных головешек. Однако так и не смогло прогнать их с луга, заставить укрыться от своего гнева в тени деревьев.
Они шли вдоль ровных грядок высаженного по весне земляного яблока, точными ударами срубая сорняки. До захода солнца еще много времени, надо успеть обработать этот участок и перейти на следующий. А там еще и поле ждет. Поэтому они редко поднимали головы, отвлекаясь только попить и вытереть тряпкой лицо, залитое потом.
На проезжавшие по дороге повозки и всадников внимания не обращали. Сколько их здесь проезжает за день, и не счесть. Привыкли. Голов не поднимают, глаз от земли не отрывают. Только уши слышат ржание коней, скрип несмазанных колес и гортанные выкрики возниц.
У каждого своя жизнь. Кому-то по дорогам ездить, кому-то в земле ковыряться. Так рассудили боги, не человеку менять порядок.
Но в этот раз что-то заставило их на миг оторваться от привычной работы и перевести взгляд на дорогу. Может, потому что уши уловили непривычно быстрый цокот копыт и частый стук колес на мелких выбоинах. А может, что-то толкнуло изнутри, подсказало. Трудно объяснить. Да и надо ли?..
Равнодушные взгляды скользнули по двум повозкам, несущимся от города, и взмокшим лошадям, перебирающим ногами со всей возможной скоростью. Сидевшие в повозках люди погоняли бедных животных, хлеща их кнутами.
Куда так можно спешить? Разве что воры удирают от стражи. Или торговцы что не поделили…
Минул миг, и взгляды крестьян вновь опустились вниз, а руки привычно взметнули тяпки. Шаг, взмах, удар заостренным концом грубо отработанного дерева по стеблю сорняка и опять шаг, взмах, удар…
– Они должны там остановиться. Место идеальное. Могильник пустует, лишних взглядов не будет.