Он обрадовался, когда, ощупав руку, не обнаружил в ней переломов. Просто новая травма, полученная в драке с полицейскими, разбередила старую, но он успокаивал себя тем, что скоро боль уймется.
Том не представлял себе, как ему поступать дальше. Куда идти? Друзей, если не считать Лили Хейнс, у него здесь не было, но и загружать ее своими проблемами он не хотел. Понимая, что ему нужно уехать — в Лондон например, — он не мог заставить себя бежать по одной-единственной причине: Том боялся за Луизу.
В труппе был сумасшедший и находился рядом с ней. Сэйерс не сомневался, что это Джеймс Каспар должен сидеть в кандалах. Это он, повинуясь своим противоестественным наклонностям, убивал нищих и бродяжек. Очевидно, что Артур, недовольный постоянными придирками и оскорблениями со стороны Каспара, просматривая в течение нескольких месяцев местные газеты, заметил ряд фатальных совпадений. Наверняка мальчик жаждал отомстить актеру за свои мучения, передал в полицию вырезки из газет и тем самым подписал себе смертный приговор.
Бекер упоминал о какой-то записке, посланной за кулисы Клайвом Тернер-Смитом директору театра. Кто-то вернул ее ему якобы с ответом от Сэйерса. С ответом, означавшим для Тернер-Смита смерть. Сэйерс не видел никакой записки. Значит, кто-то перехватил ее и ответил от его имени.
Неужели Каспар так крепко сдавил Уитлока, что тот передал записку ему, а не Сэйерсу? Если да, то вывод отсюда следовал только один — Уитлок прекрасно понимал, чем и кому грозит приезд Тернер-Смита. Таким образом, он был отлично осведомлен о преступлениях Джеймса Каспара. Вспоминая слезоточивую сцену в холле пансиона, Сэйерс признал, что недооценил актерские способности Уитлока. Он потрясающе сыграл сочувствие — гораздо лучше, чем на сцене.
Каспару ничего не стоило загримироваться под Сэйерса и прийти на встречу. Во втором акте «Пурпурного бриллианта» на сцене актер появлялся всего один раз, в образе таинственной фигуры, закутанной в плащ, с закрытым капюшоном лицом. В этом месте кто-то из зрителей обязательно взвизгивал от страха, а позже, когда тайна раскрывалась, раздавались аплодисменты и радостные крики. В любом случае таинственную фигуру сыграть мог кто угодно. Каспар легко улизнул из театра минут на двадцать, вернулся, и его отсутствия никто не заметил. Позднее, уже в пансионе миссис Мак, ему нужно было только улучить момент, чтобы спрятать тело убитого Артура в комнате Сэйерса.
Мост задрожал, наверху пронесся мощный паровоз. Сначала Сэйерс услышал грохот, затем его окутали клубы дыма, огненным дождем посыпались искры. Сырой воздух наполнился знакомым запахом угля и пара, вызвав у Сэйерса воспоминания о переездах, гастролях, заказах билетов и мелких скандалах при распределении мест в купе. В нескольких ярдах от него, потерянного, одинокого, кипела жизнь.
Где-то вдали раздался бой часов, но из своего убежища он их не видел. Сосчитав удары, Том подумал, что скоро начнется второе действие «Пурпурного бриллианта». Сэйерс обхватил голову руками, откинулся на каменную кладку и закрыл глаза.
Несколькими часами раньше Том попытался приблизиться к пансиону, подальше угла улицы не пошел. Прячась в тени, он разглядел у дверей силуэт полицейского. Подняв воротник пальто, Сэйерс прошел мимо дома. На Ливерпуль-стрит наблюдалось то же самое — вокруг театра ходили констебли. Дождавшись окончания вечернего представления, Сэйерс проводил глазами кебы, развозившие женщин по домам.
Том искал способ предупредить Луизу об опасности. Он понимал, что она едва ли станет слушать его, но надеялся убедить.
Даже сейчас, опозоренный, избегающий посторонних взглядов, Том оставался ее верным слугой.
* * *
Дневной спектакль труппа давала словно в полусне, что многим зрителям показалось странным, к вечеру же слух о происшедших утром событиях в пансионе распространился по всему городу. К семи часам зал театра набился до отказа, атмосфера была накалена до предела. Труппа оказалась в центре нездорового внимания — казалось, все жители города стремились поглазеть на нее.
Открывая действие, Галлифорд, в гриме и костюме своего комического героя Билли Дэнсона, до крайней степени взволнованный, нервно ходил взад-вперед за кулисами. Рабочим и декоратору пришлось буквально втолкнуть его за боковую кулису — настолько он не хотел появляться перед зрителями. Оркестр заиграл забавное вступление. Собравшись с силами, насколько хватило сил успокоившись, Галлифорд, смешно подпрыгивая, вышел на сцену.
