С тех пор много снегу на Кижи вывалилось. Подрос жених, наспела невеста. В самый год сговора ушёл к родителям престарелый царевич. Только сговор нерушимо стоял. В праведной семье от слова не пятили.
Удеса себе уж рубаху в две строки вышила, старушечью, после дочкиной свадьбы надеть…
– Слышишь, батюшка большак! – окликнул неугомонный Коптелка. – Не велишь костерок на помошье развести для обогреву? Нога холодом замлела, сил нет!
И гулко притопнул концом деревяшки.
Работники засмеялись.
– А вот бы из фляги глотнуть, из той кожаной…
– Поте́рпите, – строго молвил Бакуня. – Завтра у Десибрата согреемся.
– Батюшка! А что делать станешь, коли зятёк от нашего дёгтю нос сморщит?
За минувшие годы вроде все жениховы косточки обглодали. Стоило приблизиться свадьбе, взялись заново.
Бакуня сам порой закатывал глаза, пытаясь представить, как начнёт приобщать юного Коршаковича промыслу. «А что? – утешала жена. – Мальчонка пригульной, а всё кровь царская. За что ни возьмётся, споро осилит!»
Дегтярь обмахнул с бороды иней, пряча улыбку:
– Сморщит, возьму тебя с Аюшкой окручу.
Коптелка упал навзничь на козлах, дрыгнул в воздухе обеими ногами, деревянной и в валенке, заголосил:
– Погубили добра молодца-а-а…
Парни дружно захохотали.
Оботуры вскинулись, взревели, все шесть разом поднялись в рысь. Заметались, залаяли, взвыли псы.
Бакуня ещё смеялся, ещё хотел попенять Коптелке за переполох… когда сверху, с мглистых вершин, неожиданно и сильно ударило ветром.
Так сильно, что у Бакуни слетел с головы треух и от внезапного ужаса заледенело нутро.
Мгновением позже начала дрожать земля под ногами.
Оботуры неслись уже не рысью, а ме́тью, взрывая раздвоенными копытами снег. Они разевали пасти, только рёва больше не было слышно. Всё похоронил низкий гром, катившийся по долине.
Этого не могло случиться, но это случилось.
Сразу с обоих склонов Разбойного корыта к обозу тянулись широкие, белые, жадные, обманно-мягкие лапы.
«Стенки-то подпорные… как так, – успел подумать Бакуня. – Сколько лет… Хозяинушко, за что…»
Неодолимая сила снесла, растёрла, скомкала поезжан. В плотном вихре мелькнула бурая шерсть, обломки саней, плеснула чёрная струя из раздавленного бочонка. Бьющийся пёсий хвост, перекошенное в немом крике лицо…
На самом деле это была гибель, конец всем и всему, однако разум не постигал и не подпускал такой мысли. Бесконечные мгновения Бакуня нёсся кувырком, смятый, лишённый какой-либо воли, утративший верх и низ, даже ощущение тела… И всё продолжал жалеть разлившийся дёготь, прикидывал, удастся ли переловить оботуров, починить сани… успел даже представить, как работники его засмеют, выкопав из сугроба…
Жена и дочки, машущие ему со старого поля…
Удар, отправивший в темноту, ему не запомнился.
Когда он снова пошевелился, было очень холодно. А ещё – тихо, тесно, больно, почти темно. Всё тело облекал и сдавливал снег. Густая влага текла по лицу, склеивала ресницы, дышать едва удавалось. Бакуня попробовал двинуться, вырваться, но снег держал крепко. Глаза мало-помалу начали привыкать. Прямо перед носом Дегтярь увидел бревно. Знакомые витки смолёной верёвки, вросшие в лёд. Чуть ниже верёвок – недавний след топора… щепки перьями…
Бакуня тупо раздумывал над этим простым открытием, когда ватную тишину нарушила близкая возня. Дегтярь вновь рванулся, хотел крикнуть, позвать. Не хватило дыхания. Лопата в сильных руках рубила и раскидывала снег. Лезвие ободрало ухо. Изнемогшие лёгкие наполнил живительный воздух. Серый свет, хлынувший в узкий понор, сперва ослепил. Смаргивая слёзы и кровь, беспомощный обозник увидел над собой рыжего парня. Совсем молодого, хмурого, незнакомого.
Долетел крик. Хриплый, страшный.
«Угляк…»
– Пори их, Порейка! – грянуло дурное веселье.
Бакуня всем телом дёрнулся из снежной ловушки, прокаркал:
– Спа… спа… си…
Скрипнули, приблизились шаги, протянулась рука в синем рукаве, хлопнула рыжака по плечу.
– Молодец, Лутошка. Уж что сказать, молодец. Бери силу, заслужил!
Рядом надсадно промычал оботур. Чуть дальше собирали, скатывали в одно место пощажённые лавиной бочонки.
Рыжий просветлел от хвального слова. Снова нахмурился. Бросил лопату. Выдернул из снега копьё. Резко, коротко замахнулся…