Ворон смотрел вперёд, на край леса, синеющий вдалеке.
– Владыка милостивую расправу творил, – продолжал Злат. – Отказался Кокура шпыня выкупить. С казни Скалиха заговариваться начала, а там не проснулась. Кокура неделю крепился. Свил петлю из верёвочки, на которую баранки низал. Улеш сперва себя винил, тоже в петлю ладился или в пропасть вниз головой. Потом всё наследье с наддачи пустил и мне в ноги ударился – в новом краю новой доли искать.
Ворон молча грыз коваными лапками наст.
– Брат его Утешка возле края смерти колыбельную пел, – сказал Злат. – Улеш в крепости услышал, заплакал. Другие ребята тоже с повестями забавными, дикомыт. До Ямищ врать хватит.
В сумерках Ворон различил впереди чужой след.
Сразу повеяло грозой. Злат вспомнил жестокую судьбу тестя, россказни о бесчинствах разбойников. Обозные псы вздыбили загривки, стали рычать.
Пока молодые походники снаряжали самострелы, дикомыт вышел на погляд. Вот склонился над узкой полозновицей, вгляделся, сделал шаг и другой. Снял рукавицу с варежкой, что-то ощупал. Поднял к лицу, втянул запах, чуть ли не языком тронул.
– Вовсе усталый прошёл, – поведал он Злату. – Руку правую берёг. Только что был.
– Куда шёл хоть? – спросил Злат.
Ворон вытянул руку:
– В Истомище к ночи метит добраться.
Старую заимку считали удобной для отдыха. Путевники не советовали пробегать её второпях: далее простирался немилостивый Шерлопский урман.
– Вот чего не пойму, – продолжал Ворон. – Нарта пёсья, гружёная, а тащит пеш. Где упряжку покинул?
Злат сразу предположил:
– Разбойники отобрали.
«Дикомыты затечные…»
– Поклажу отстоял, собак отдал, – кивнул Ворон. – Обойти бы стороной этого человека.
«Царям Андархайны свойственно великодушие…»
– Если странник нуждается в помощи, мы окажем её.
– Воины Гедаха Отважного нашли умирающего хасина, – медленно проговорил Ворон. – Царь велел повить его раны, дать припасов и отпустить…
– А тот навёл на Гедахов отряд войско, и благородный царь пал в бою, – подхватил Злат. – Я ничтожен в своей семье, дикомыт, но про Гедаха Отважного песни поют, а Гедаха Сторо́жного, не отмеченного великостью сердца, числят среди предков лишь из уважения к правде.
– Зато Отважный правил два года и один день. А Сторожный – двадцать лет без одного дня. Отец послал меня ради твоего благополучия, не для славы.
– Я не брал у тебя роту телохранителя, Ворон. И сам не ро́тился слушать, как присяжного рынду. А вдруг там бакунич бедует? Мне ради страха мимо брата пройти?
Ворон смёл рукавицей куржу, скопившуюся у прорезей хари.
– Вот что, кровнорождённый… Если до ночлега странника не переймём, я один сбегаю посмотрю, добро?
Нарта вправду оказалась поместительная, четырёх аршинов длиной. Человек меховым кулём сидел на тюках, раскачивался взад-вперёд. Не вдруг заметил лыжников, явившихся из-за низкой гряды. Когда наконец увидел – хотел вскочить, закричать… сил недостало. Взмахнул рукой, повалился. Оружные парни подходили к нему, убирая пальцы от кляпышков самострелов. За спинами бегунов фыркали оботуры, тяжело подминали тор гружёные сани.
– Не помстились… – всхлипнул человек и заплакал, тычась лбом в снег. Спина в полуторной шубе казалась сутулой от широкого мехового оплечья. Правый рукав – разворочен зубищами чуть скромнее медвежьих. Виднелись повязки, неуклюже намотанные, пролитые кровью.
Спасённого взяли в болочок, где ехали семьи слуг. Сзади подчалили санки. Тягу, едва посильную человеку, упряжные быки не заметили. Собаки с недовольным рычанием обходили и самого подборыша, и его нарту.
Два следа сошлись в один.
Ворон догнал Злата, снова принявшего черёд впереди, по чистому целику. Злат ждал перекоров, услыхал неожиданное:
– Я знаю терпельника.
Злат оступился ногой в лапке.
– Ваш, что ли? Из Пятери?
«Ну не дикомыт же… Хотя… если они Бакуню…»
– Нет. Видел, шуба пёсьими хвостами обшита? Его так и зовут – Хобот. Это чтоб упряжка быстрей бегала и вьюга след заметала. Хобот зна́тый мая́к. У лихих людей покражу скупает и по воровским рядам продаёт.
Злат тревожно задумался, чем могли быть набиты мешки на саночках Хобота. В Выскиреге воровского ряда не велось, но добычный двух таких стоил. Злат хаживал с царятами. Видел оружие не беднее того, что досталось в подарок великому котляру. Видел ко́рзна старинной парчи, наспех отмоченные от крови. Детские гремушки светлого серебра…
