За спиной ее красно-рыже, разливая огненный мед на полнеба, холодно пылало взошедшее солнце.
Морозный пар клубился в дверях.
– Пригласишь? Или сама войду?
«На «ты» меня называет, собачонка».
– Входи.
Алена посторонилась. Женщина вошла, отряхивая снег с пухового платка. «Платок как у чеченки».
– Раздевайся. Разувайся.
Подвинула ногой старые шлепанцы.
Женщина разматывала платок, медленно стаскивала шубу. Волосы забраны в пучок, темные, с проседью. «И я носила пучок, и у меня когда-то были такие… густые». Алену охватила внезапная зависть. Женщина моложе, свежее, сильнее.
– Проходи. Не Раисы Захаровой дочка?
Женщина села за стол. Терла ладонью замерзшие щеки.
– Не Раисина дочка?
Женщина молчала.
– Значит, не Раисина.
Женщина молчала.
– Чего молчишь? На крыльце говорила.
Женщина молчала.
Алена умолкла. Вглядывалась.
«Да я же… в зеркало смотрю».
Крикнула громко, на всю избу:
– Кто ты?
– Я Алена.
Алена поймала ртом воздух.
– И я – Алена!
– Я знаю, – сказала женщина без улыбки. – Поэтому и пришла.
– Кто ты?!
– Я – это ты.
Алена схватилась за стол, встала.
«Сейчас упаду, разобьюсь в кровь и проснусь».
– Ты не спишь, – сказала женщина ясным голосом. – Здравствуй.
И протянула к ней руки.
Алена отшатнулась и закричала.
– Я настоящая, – сказала женщина. – Я – это ты. Ты – это я. Мы обе – это Алена. Не бойся.
– Откуда ты взялась?..
– Оттуда не возвращаются. А я вот вернулась. Хоть чаем напои, замерзла я.
Женщина пила, грея руки о кружку, кусая жесткие карамельки.
Алена все пристальней глядела в зеркало живое.
«Так не бывает».
– Бывает, – женщина оторвала губы от горячей кружки. Утерла рот ладонью. – Гляди сюда.
Быстро, едва не порвав ворот рубахи, раскрыла грудь.
– Ну?!
Этот старый, белый и грубый рубец. Плохо заживший шов. Старая рана.
Чуть ниже ключицы, чуть выше медного креста.
Аленины руки сами протянулись, расстегнули пуговицу.
– И у меня такой же, вот.
Пальцы ощупали рубец. Пальцы сами узнали.
– Как ты выжила?
– Я? – Задыхались обе. Не могли говорить. – Сама не пойму.
– Я тоже не знаю. Что со мной?
– С тобой? Со мной…
– Мы думаем…
– Я уже ничего не думаю. Мыслей нет. А только смотрю на тебя, и все.
– На себя… Смотри… Вот ты какая стала… я…
– Вот я какая – была…
Руки двигались. Подавались навстречу другим рукам.
Летали над кружкой, над пустой чашкой. Боялись.
Боялись прикоснуться – и ощутить пустоту.
– Кто-то из нас спит, – тихо сказала Алена.
– Нет, – сказала молодая Алена. – Мы обе не спим. Мы настоящие.
– Так не бывает. Ты же… – Она не смогла сразу выговорить это слово. – Умерла.
– Это ты умерла.
– Мы смотрим друг на друга. Ты живая.
– Врешь. Я разговариваю с зеркалом. Я спятила. Сейчас.
Алена встала из-за стола и шагнула к зеркалу. Протянула руки.
– Разбить хочешь? – тихо спросила молодая Алена. – Не получится. Я живая.
Алена бессильно опустилась на стул. По щекам сползали мелкие слезы, стекали на шею, на расстегнутый воротник ночной сорочки.
– Зачем ты пришла? За мной? Я готова, – улыбнулась.
Женщина тоже плакала. И тоже улыбалась.
– Пришла посмотреть на тебя. Не бойся. Ты боишься.
– Я не боюсь.
– Нет, боишься. Только себе не признаешься.
Алена подалась к ней всем телом, чтобы услышать.
– Я хотела увидеть тебя. Какая я стану. И обнять.
Женщина протянула руки. Алена отшатнулась.
– Не бойся!
И тогда Алена решилась. Она еще сильней потянулась навстречу молодой Алене – и обняла ее сначала за плечи, и они обе встали, потом Алена придвинулась ближе. Молодая Алена обхватила ее за шею. Они соприкоснулись лицами. У Алены захватило дух. Чем крепче обнимались, тем пустее, воздушнее, горше становилось под руками, под грудью.
Лица женщины Алена не чувствовала под щекой.
Только легкий печной жар.
– Слышишь… Не плачь… Чаю еще хочешь?
И сама себе ответила:
– Хочу.
И оглянулась.
Молодая Алена стояла за ее спиной, ее волосы освободились из пучка и развились по плечам. Она беззвучно смеялась.
– Хочешь увидеть свою смерть? – просто спросила она.
И сама себе ответила:
– Хочу.
