Я шла по улице и вслух говорила себе: «Я убила своего ребенка, и я хочу быть богатой и счастливой», – и у меня было все мокрое лицо, это я так шла и плакала, все время, безостановочно. Наши соседи думали, что я сошла с ума, все время рыдаю, жалели мою мать, советовали отвезти меня в деревню или положить в хорошую больницу. «Месяцок-другой – и девочку поправят, будет как новенькая». Новенькая игрушка. Новенькая куколка. А старенькую выбросим. На помойку.
«Я хочу быть богатой и счастливой…»
Перед глазами, в серой мгле улицы, заплясала огненная надпись: «ТИРЪ».
Почему с твердым знаком, подумала я, как в старой, убитой России, – и толкнула дверь от нечего делать, и вошла.
Передо мной были звери и птицы, и к каждой были прибиты белые кружки с черными точками. Я не знала, что это мишени. Я их видела в первый раз.
– Пострелять хочешь?
Толстый человек скалился, улыбка до ушей, протягивал мне винтовку.
– Пострелять? Хочу, – сказала я и взяла винтовку у него из рук. Тяжелая, как гиря. – А покажите мне как!
– А ты не умеешь, что ли? – осклабился толстяк и загрохотал, а не захохотал. – У-ха-ха-ха-ха! Ух-ха-ха-ха! Ну давай, так и быть, покажу!
Он вышел из-за стойки, подошел ко мне, втиснул винтовку плотнее мне в руки, приказал:
– Подними.
Я подняла винтовку.
– Теперь прицелься. Вот так!
Он показал, как надо прицелиться. Я сделала, как он показал.
– Видишь, вот мушка? Прищурься и поймай на мушку мишень. Поймала?!
Я кивнула.
– Руки пусть не дрожат!
Он слегка ударил меня по руке.
У меня руки не дрожали.
– Целишься хорошо?! Вон в того зайца, да?!
Он орал, как на пожаре.
– Хорошо. Я не глухая.
– Стреляй!
Я выстрелила.
И зайчик перевернулся и закачался, как маятник.
Толстяк захлопал в ладоши.
– А что врешь, что не умеешь? Врать надо складно! Приз в студию!
Он вынул из-под стойки огромную коробку с конфетами. Я видела такую коробку впервые в жизни.
Толстяк, как фокусник, раскрыл коробку. Я осторожно взяла конфету. Он кинул в рот одну, другую, третью, зажевал, зажмурился.
– Еще постреляешь? Понравилось?
– Понравилось, – сказала я. – А это пули настоящие?
– Пули-дуры, ха-ха! – сказал он.
Я прицелилась и выстрелила в картонного лося. Лось упал и закачался.
Я выстрелила в хитрую лисичку. Лисичка упала кверху лапками.
Я выстрелила в летящего журавля. Попала.
Я будто сошла с ума. Я прицеливалась и стреляла, прицеливалась и стреляла. И попадала и попадала. Во рту у меня скопилась горечь. Во рту и в животе. Мне казалось – я на охоте, и все эти игрушки – живые.
Когда я оторвалась от прицела, все лицо мое было залито слезами. И я вытерла лицо рукавом пальто, держа винтовку в руках, на весу.
Я расстреляла всех зверей в тире. Толстяк с восхищением смотрел на меня.
– Во девка! – восторженно громыхнул он. – А врет, что не умеет! Ты снайпер, что ли? Или у тебя глаз алмаз?
Я осторожно положила винтовку на стойку.
– По этому поводу надо коньячку, – толстяк вытащил из-под стойки початую бутылку. – Или ты не пьешь? Девочкам можно… по чуть-чуть, мама не заругается… конфеткой закусишь.
– Совсем немножко, – прошептала я.
Мы чокнулись рюмками, сделали по глотку, и порозовевший толстяк спросил:
– Ну, кроме шуток, девка, колись! Как тебя зовут?
– Алена.
– Стрелять где-нибудь училась?
– Нет.
– Алена, ты талант. Талантам… – он подмигнул, – надо помогать, бездарности пробьются сами. На тебе, девка, можно сделать отличные бабки.
– Что? – спросила я. – Что сделать?
– Деньги большие. И ты будешь не в накладе, и люди подзаработают. Давай сделаем так, – он наклонился, пошарил в кармане куртки, висящей рядом с ним на замызганной стене. – Я тебе адресочек дам. Человека одного. Он будет учить тебя бесплатно. Сто пудов, бесплатно. Ты ни копейки не будешь ему платить. Но уговор один. Делай все, что он скажет. Все-все-все, поняла?! И молчи. Молчи как рыба. О том, что я тебя к нему направил. Зато потом… потом…
Он облизнул губы. Когда он, клыкастый, улыбался во весь рот, он становился похож на жирного медведя.
– Чему он будет меня учить?
Коньяк медово, жарко разливался по телу. Он был намного лучше водки. И вкуснее.
– Стрелять учить, дура. Только не в картонных зверей. В людей.
