Я подошёл к левому пределу башни, где был вырыт подземный ход. Почти до уровня пола в чёрном проёме подземелья стояла вода. Никто её теперь не вычерпывал, и теперь водяная «жилка», на которую случайно попал Кирилл, стала полноценным источником.
– Мы смеёмся, – послышался голос Ольги, – называем эту воду «святым родником». Ведь она взялась как бы из ниоткуда…
Я потрогал воду – холодная.
– Она не застаивается здесь? – поинтересовался я.
– Пока нет, – сказала Ольга, – «поведение» у неё, как в обычном колодце.
– Надо же… Мы строили башню. А в результате у нас появился свой, незапланированный источник воды…
Я включил мобилку и посветил вглубь подземелья. Но слабый свет не мог «пробить» узкий проход и ничего рассмотреть мне не удалось.
Ольга сбегала за фотоаппаратом, у которого была хорошая вспышка. И сделала несколько снимков.
– Смотри!
На дисплее фотоаппарата был хорошо виден подземный ход до самого тупика. Именно там Руданский устроил подземный алтарь. Но что-то отсвечивало в глубине. Как будто бы там открылось небольшое окно. И оно вело в невидимый мир. Я даже вздрогнул от неожиданности. Что там?
Руданский тоже посмотрел на дисплей. Заметив моё замешательство, пояснил:
– Это отсвечивает зеркало. Я его там оставил, да и позабыл…
– Оно там уже полгода стоит? – уточнил я.
– Ну, да… Никто ведь не спускался туда, да ещё в холодной воде.
Я ещё раз посмотрел на дисплей. Мне показалось, что вижу я не зеркало, а мир, который проявляется в зазеркалье. Иной, не такой, как наш, а вывернутый наизнанку… Или наш был вывернут наизнанку, а тот – и есть истинный, настоящий?
– Так что, – неожиданно спросил дядя Вова, – всё это время алтарь был в воде?
– Всё время… – согласился Руданский.
– А какая перспектива? – уточнил дядя Вова.
– Сам видишь – никакой. Вода стоит на одном месте. Уходить никуда не собирается.
– Алтарь в воде… – протянул дядя Вова. – Что-то мне это напоминает…
– Алтарь в воде! – чётко повторил я. – По-моему, где-то в мифологических сюжетах нечто подобное есть. По крайней мере, словосочетание очень говорящее – «алтарь в воде».
Руданский вдруг оживился.
– А вы знаете, в египетском мифологии есть упоминание о похожем. Будто бы трон Осириса, после того, как он стал царём мира мёртвых, находился в воде. Почему так? Никто толком сказать не может. Но я допускаю сближение понятия «алтарь в воде» и «трон Осириса в воде». Ведь, если рассматривать алтарь в общепринятом виде, то в центре его находится трон, олицетворяющий собой трон Господа.
– А ты, когда возводил этот алтарь, – уточнил я, – думал о чём-то подобном?
– Нет… – признался Руданский. – Всё происходило само собой. Чистый экспромт. Все мои мысли сосредоточились на стеклянном шаре. Чтобы он удержался на торце трубы.
– Так шар там тоже остался? – удивился дядя Вова.
– Конечно… Я же говорю – в алтарь больше никто не спускался.
– Выходит, алтарь «работает» вовсю, – сказал я, – так сказать в автоматическом режиме.
– Как и вся башня, – продолжил мою мысль дядя Вова.
Я провёл по воздуху рукой, как будто бы пытался его погладить.
– И всё-таки другие ощущения. Как-то спокойно, нет того нагнетающего воздействия.
– Ага! – рассмеялся дядя Вова. – И входная дверь не пытается улететь.
Мне подумалось, что все процессы в башне стабилизировались. Она вошла в привычный для неё рабочий ритм, когда все невидимые «шестерёнки» притёрлись друг к другу и больше не требуется сверх усилий для поддержания её функций.
– Тогда мы стремились, – продолжил я, – как можно быстрее уехать отсюда. А сейчас наоборот, стоим здесь и испытываем от пребывания в башне удовольствие.
Я посмотрел на Руданского.
– Ты согласен со мной?
Кирилл кивнул головой. Но что-то мне подсказывало, что на самом деле писатель так не думает. Внутренние ощущения – это, конечно, хорошо. Но и реальные факты кое-что значат. Башня Юпитера стала работать «помягче». Но, тем не менее, Руданскому легче не становилось. Может быть, дело не в башне? Или не только в башне?
– А где царская копейка? – спросил я.
– Наверное, в доме… – предположил Кирилл. – Я не помню.
Ольга посмотрела на Руданского.
