— Расскажите, пожалуйста: я люблю всякого рода необыкновенные истории, — сказал мастер Людгер Ринге. И Стратнер начал рассказывать историю Яна Бокельсона с самого момента его появления в городе.
Казначей магистрата говорил между тем, смеясь, невесте:
— Никогда, черт возьми, не видал еще я вас такой довольной, как сегодня. И я вам должен сказать, меня радует, что вы так мало огорчаетесь отказом ваших родственников от приглашения на свадьбу. Пусть эти надменные глупцы делают, что хотят. Ведь если бы вы обменялись кольцами с Гаценброкером, они все равно не пришли бы.
Микя, смеясь, кивнула головой в знак согласия, а Стефенс крикнул через стол:
— И что они только воображают себе, эти торговцы фитилями? О Гаценброкере они говорили, что он «всего только комедиант», о Бокельсоне — «всего только портной и странствующий поэт».
— Только поэт, — повторил Ян, презрительно сморщив нос.
— Да, поэт, который не сегодня-завтра должен заседать в думе, — пророчествовал казначей. — Разве этот пролог или эпилог — не знаю, как его там, — который вы сочинили и посвятили магистрату, не приобрел вам уже благоволения бургомистров? Вы уже почти что получили здесь права гражданства и, разумеется, еще гораздо более возвыситесь, когда обнаружатся все ваши достоинства.
— Не преувеличивайте моих заслуг, сударь, — возразил Ян, с лицемерным смирением. — Господь — все, человек — ничто; а я один из ничтожнейших слуг Его.
— Ну, вы слишком скромны… Человек, который знает латинский язык и, не оставляя своего ремесла, сочиняет стихи так легко, что они у него льются, как вода в источнике, — заговорил, в свою очередь, болтливый Гиле. — Правду сказать, с тех пор, как мастер Ян сочинил для меня новый стих, я получаю вдвойне «на чай».
— А как спешат все в театр, как только объявят, что Ян Бокельсон принимает участие в пьесе и исполняет роль царя, — сказал с увлечением Иокум Вангест.
Ткач Оверкамп напомнил, как Ян уничтожил сразу все величие Гаценброкера.
— Ого, да, тот так и полетел в преисподнюю! Желаю всяких благ вам, Бокельсон, и вашей благочестивой супруге, конечно, не менее, — сказал Стефенс льстивым тоном.
Многие за столом последовали его примеру.
— Благодарю вас, друзья мои, хотя боюсь, что ваши похвалы сделают меня, пожалуй, надменным. Но переменим разговор: я не люблю вести речь о побежденном сопернике за его спиной.
Ян пожал руку Мики.
— Не правда ли, милая? — спросил он.
На верхнем конце стола Стратнер продолжал между тем рассказывать.
— Ну вот, когда Гаценброкер увидел, что Ян имеет больше успеха, чем он, и заслужил наивысшее одобрение магистрата, тогда он стал дерзок с ним и хотел удалить его вовсе из дому. Это было как раз в самый вечер накануне предполагавшейся свадьбы: этот глупец вообразил, что держит свою невесту в кармане так же верно как я держу талеры в этом кошельке.
И болтун потряс туго набитым кошельком.
— Как ни радует меня встреча с вами, барышня Ринге, — говорил огорченный Ринальд своей соседке, — все-таки я сожалею о том, что вы принуждены сидеть здесь, несмотря на скуку и неудовольствие; общество это вам не может нравиться; к тому же у вас сосед, на которого вы не хотите даже взглянуть. Я вижу, что вам неприятно мое присутствие. Вы меня больше не любите, Анжела.
— Да, я должна сознаться, — ответила Анжела сухо. — Я вас теперь не так люблю, как прежде.
Потрясенный до глубины души, Ринальд вскочил с места и выбежал вон. Молодая девушка почувствовала также боль всем сердцем при виде его волнения, но, сохраняя наружное спокойствие, она осталась сидеть неподвижная как статуя.
— Черт возьми! — воскликнул художник по-английски. — Этот комедиант, по-видимому, был грубый парень. Я думаю, что и невеста была того же мнения, и едва ли ей это нравилось, потому что…
— Да вот вам доказательство! — ответил Стратнер, указывая на молодых. — Она тут же на месте дала ему отставку и объявила, что выходит замуж за Бокельсона. Поневоле пришлось ему этому поверить; но тогда он пришел в ярость и хотел драться с Яном на ножах. Однако Ян, как умный человек, уклонился от этого и успел так поладить с актерами, что они во всем стали его слушаться и, в конце концов, здорово поколотили Гаценброкера и заставили его уйти из города вовсе. Куда он делся после этого, я не знаю.
