Граф Вальдек с удовольствием слушал эту речь, звучавшую для него как музыка, и не мог оторвать глаз от красивой посланницы. Тем не менее он сказал, колеблясь:
— То, что ты говоришь, кажется странным, загадочным; тайна, которой ты себя окружаешь… Чем подтвердишь ты свое посланничество, неизвестная утешительница?
Она показала на небо и прибавила:
— Я еще не все сказала.
— Расскажи мне про положение города и его граждан. Как обстоят там дела?
— Царь, сковавший себе скипетр из своей иглы, да толпа нищих рабов; обоих охраняет горсть вооруженных мошенников. Таков Мюнстер!
— Не слышала ли ты чего об одном паже, взятом в плен? Его зовут Христофом, и…
— Ты говоришь о своем сыне? Он шлет тебе поклон, и вот этот дар — залог его жизни и его полного доверия.
Она подала епископу прядь волос.
— О, я спасу его, клянусь честью! — воскликнул Вальдек. — Ты даешь мне новую надежду, новую жизнь, неизвестный друг. И если ты ведешь к победе, я постараюсь щедро наградить тебя.
— Я знаю только одну награду, к которой стремлюсь, — твое благоволение, — ответила она, и брошенный ею при этом полный глубокого значения взгляд зажег взволнованное сердце князя.
Он, в свою очередь, глазами, казалось, спрашивал ее: «Понимаю ли я тебя?» и в то же время в задумчивости проговорил:
— Требуй всего от твоего господина. Он будет тебе другом.
Женщина смотрела на него с удивительным волнением. Она беспокойно дышала, цвет ее лица менялся.
— Как тебя зовут? — спросил епископ с участием.
— Зови меня Марией, — ответила она, не спуская с него глаз.
Этот взгляд приводил графа в смущение, и он покорно спросил:
— Что ты хочешь прочесть у меня на лице, Мария?
— Я хотела бы знать, склонен ли ты принять незначительный подарок от незначительнейшей из своих подданных?
— Подарок? Что ты хочешь этим сказать? Твое появление уже само по себе манна небесная.
— Когда владетельный князь на охоте чувствует жажду, он милостиво принимает заржавленный кубок угольщика. Нет такого малого перышка, которое не нашло бы места в подушечке королевы. Прими же снисходительно драгоценнейшее из того, что я получила в наследство от отца.
Она вынула из-за пазухи пару мужских перчаток тонкой работы, с золотыми швами и с отворотами, украшенными жемчужными крестами. Исходившее от них благовоние наполнило всю комнату.
— Много лет тому назад, — продолжала Мария, — один рейнский епископ преподнес их в дар моим предкам. — Это — произведение рук знаменитого волшебника Альбертуса, сработавшего его под покровительством святых созвездий. Кожа этих перчаток взята от ягнят, родившихся и освященных в счастливый час. Нити взяты из покрывала святой Гильдегарды, золото — из плаща храброго Роланда, жемчуг — из Галилейского моря. Этот дар благословен: он приносит счастье и должен покрывать руки, в которых находится пастырский посох. Прими его, о господин, и не бойся оскверниться: воистину, с этого часа твоя звезда будет расти, и радость за радостью будет посещать твой дом!
Епископ, посмеиваясь про себя над суеверием красивой мечтательницы, принял перчатки и, пряча их за пояс, ответил:
— Да сбудется твое предсказание!
Затем, взяв Марию за руку, он воскликнул:
— Что же тебе останется, если ты отдашь мне свой талисман? Ты как будто несметно богата, — богата сердцем, красотой; я умалчиваю о драгоценностях, украшающих тебя. Но как могла ты ускользнуть из разбойничьего города, сохранив на себе эти драгоценности?
— Я знала, что не возвращусь туда, а потому ночью достала мои зарытые драгоценности, спрятала между другими вещами и унесла. Только здесь я надела на себя эти женские украшения.
— Для чего, Мария? Разве эти камни и цепочки могут лучше убедить меня, чем твои слова? И разве твоя красота нуждается в этих украшениях?
Мария сделала шаг назад, опустила, краснея, голову и промолвила:
— Разве мы не украшаем себя в дни празднования святых, а также тогда, когда хотим почтить тех, кого мы любим?
Епископ, потрясенный этими словами, видел уже в незнакомке розу, обещавшую целый клад радостей, хотя и скрытый в эту минуту.
— О, Мария! Каким небесным языком говоришь ты! — воскликнул он…
