Царь Сиона - страница 134

Старейшины, немного успокоенные этой речью, послушно отдали свои мечи в руки Дузентшуера, воскликнувшего:

— Все эти мечи превратились в один меч власти в руках царя Сиона. Будь же справедлив, имея в руках этот меч справедливости!

Ян гордо поклонился. Послышалась музыка, и под игру флейт и струнных инструментов приблизилось несколько городских девушек. Во главе их находилась Анна Книппердоллинг и Маргарита Модерсон. Они подвели красивую Дивару к ее новому мужу. Гилла, эта сумасбродная перекрещенка, держала сосуд, наполненный драгоценным маслом.

— Не благословишь ли ты царя, как это сделал Самуил? — спросила она старого Дузентшуера.

Старик, почти помешанный от ужаса грозившей ему смерти и охватившего его волнения, отрывисто сказал:

— Да, да, благословлю; подай сюда драгоценный елей.

Затем он вылил елей на голову коленопреклоненного Бокельсона со словами:

— Помазую тебя на царство во имя Бога и по Его приказанию и перед всем народом называю тебя властителем Сиона!

В ту же минуту на соборной площади пали головы Молленгеке и его друзей.

Тогда царь благосклонно обратился к Диваре:

— Хочешь ли ты сейчас обменяться со мной золотыми кольцами, и не соединить ли Роттману наши руки во имя Господа?

Дивара отвечала:

— Милый, да, поспешим! Я боюсь, что этот сладкий сон пройдет, — сон, напоминающий мне мою юность: ведь тебя в короне и со скипетром старая Мерта показала мне в зеркале.

— А моя мать! — воскликнул царь. — Разве она говорила неправду? Кто еще смеет сомневаться в пророчестве?

Он снял с головы Дивары вдовий покров и обратился к народу:

— Смотрите, вот ваша первая царица!

— Затем он обратился к Анне Книппердоллинг и Маргарите Модерсон и сказал:

— Чем мне достойнее вознаградить заслуги ваших отцов, благородные девушки, как не возвышением вас в мои царские жены?

В это время подошли Книппердоллинг, еще разгоряченный своей работой на соборной площади, и Модерсон, простодушный мясник. Они воскликнули:

— Царь! Мы недостойны, чтобы твои взоры падали на нас; да исполнится воля твоя!

Дивара стояла, как окаменелая и прикованная к месту. Девушки, краснея, опустились на колени и наклонили свои головы, целуя одежды царя. Он целовал их в голову со словами:

— Мы, царственный род в Сионе, докажем теперь свету, как мы повинуемся законам. Как патриархи заключали брак под открытым небом, так и мы заключили его здесь. Роттман, глашатай царя, исполни твою обязанность! Молитесь, сыновья и дочери настоящих христиан!

Оно представляло себе бурю в виде безумной прекрасной кудесницы, а жалобные крики филина превращало в голоса привидений; оно считало упрямого Лютера за дьявольское наваждение и представляло грозного папу каким-то чудовищным Молохом; о живых князьях сочиняли сказки, а о мертвых королях и герцогах — разные предания. Так и тут воображение толпы вспыхнуло, как пламя, когда как с неба упала весть, что в Мюнстере воцарился на золотом троне новый король; что он называет себя правителем мира и пророчествует о подчинении своему скипетру всех земных царств.

Новый властелин говорил о своем Божественном призвании, и это придавало обману возвышенный характер в глазах далеких народов. Немцы любят идти в бой за Бога и истинную веру. Поэтому грамоты и сказания, исходившие из Мюнстера, потрясли вдоль и поперек тевтонскую землю. Казалось, будто связанный великан неистово ворочался, стараясь освободиться из гроба. Правда, цепи все крепче стягивали со всех сторон могучие члены исполина, но взоры всех немцев были устремлены на маленький Мюнстер как на внезапно открывшийся рай или волшебную страну. Кто утвердил там свой трон — Спаситель или Сатана? Что скрывалось за стенами Мюнстера — победа или гибель? Это покажет будущее. Но дни проходили без всякого решения. Избранный город, защищаемый горстью храбрых людей, стоял неприкосновенно, окруженный могучими военными силами, боявшимися подойти к его стенам. Порох и орудия доставлялись осаждающим сверху и снизу по Рейну. Наемные солдаты постоянно являлись в подкрепление войску, но пушки были как бы заколдованы: порох воспламенялся зря и бомбы не попадали в цель. В епископском лагере число малодушных людей все увеличивалось.