Пока Барбара накрывала на стол – расставляла чашки, сахар, печенье, сухарики и масло, в комнату вошла мать, стройная седовласая женщина. На ней был черный костюм и нитка мелкого жемчуга, она явно красила губы наспех, и ее верхняя губа была испачкана помадой. Лагутин поднялся и сделал шаг ей навстречу, однако ее взгляд был устремлен мимо него на Генри, она уже подошла к сыну и расспрашивала, что случилось и больно ли ему.
– Ну скажи же, малыш, что произошло и кто это сделал?
Генри попытался ее успокоить:
– Ничего особенного, мама, удар шайбой, бровь была рассечена, но теперь ее уже зашили.
– Бровь? Зашили?
– Так всегда делают при рассечении, – пояснил Генри, – скоро уже ничего не будет видно.
– Сядь, мама, – произнесла Барбара, – не волнуйся, такое в хоккее случается каждый день.
Она обняла мать за плечи и мягко попыталась усадить на стул, однако ей не удалось успокоить ее.
– Я предвидела это, Генри, я всегда этого боялась, – произнесла мать, – и вот пожалуйста, никто не сможет убедить меня, что твой хоккей – это спорт-, единственный раз я уступила тебе и посмотрела один матч, только потому, что ты в нем участвовал, но мне этого хватило с лихвой, такое может нравиться только беспардонным, грубым людям.
– Это прекрасный вид спорта, мама, – возразил Генри, – там нужна быстрота и твердость.
– Не забывай о клюшках, – продолжала взволнованно мать, – когда вам не хватает кулаков, вы лупите ими друг друга, я сама видела. Во всяком случае, никто больше не соблазнит меня пойти на хоккей.
В своей тревоге она, казалось, не заметила Федора Лагутина, тот в молчаливом ожидании стоял у камина, теперь же она повернулась к нему и, извинившись, спросила, не является ли и он случайно одним из хоккеистов, может, он товарищ Генри по команде. Предвосхищая его ответ, подала голос Барбара:
– Мама, это господин Лагутин, он друг Генри и ездил с нами на хоккей, а теперь мы хотим выпить чаю.
Мать протянула Лагутину руку, рассматривая его при этом с таким нескрываемым любопытством, что Барбара, которой не понравился ее назойливый взгляд, быстро добавила:
– Господин Лагутин здесь по приглашению Высшей Технической школы, работает над одним научным проектом.
– Тогда вы, наверное, физик, – предположила мать. Лагутин улыбнулся:
– Математик.
– Господин Лагутин окончил университет в Саратове, – пояснила Барбара, – а сам он родом из Самары.
– Я сразу поняла, что вы издалека, – заметила мать и любезно пригласила его к столу. Она внимательно наблюдала, как гость взял чашку и принялся восхищенно разглядывать ее на свет, вероятно пытаясь увидеть силуэт розы, и сказала ему, как говорят с иностранцами, не зная, достаточно ли они владеют языком: – Севр, Королевская мануфактура, Севр, понимаете? Привезено из Франции, из Парижа, старинный фарфор.
– Мама, господин Лагутин прекрасно говорит по-немецки, – вмешался Генри. – Ты можешь разговаривать с ним нормально.
Неожиданно зарычал пес; осторожно, ползком подкрался он к стулу Федора, где, прислоненная к ножке, стояла его сумка, и теперь с оскаленными зубами и горящими глазами неотрывно смотрел на нее, готовый вцепиться в мех.
– Фу, – приказала Барбара.
Генри добавил:
– Закрой пасть, а то вылетишь отсюда.
Поскольку пес никак не реагировал на угрозы, мать ласково потрепала его собаку и спросила:
– Что это с ним?
– Сумка, – ответил Генри. – Яше с его идиотизмом не дает покоя сумка. Уберите ее куда-нибудь в безопасное место.
– Мне очень жаль, – сказала мать гостю, – вы уж извините меня за Яшино поведение.
– О, меня это нисколько не удивляет, – улыбнулся Лагутин, – ваш пес имеет полное право вести себя враждебно. Собаки моего деда давно бы уже схватили сумку и расправились с ней. Пса раздражает мех, это ондатра, дед когда-то обработал шкуру и обшил ею мою сумку в качестве украшения.
– Очень забавные зверюшки, мама, – пояснила Барбара.
Тут же подал голос и Генри:
– Причем с образцовым семейным укладом.
Он попросил передать ему сумку и положил ее рядом с собой. Барбара налила всем чаю, и мать пригласила Федора отведать угощение из разных вазочек и попробовать вафли в форме сердечек, особенно вкусные, по ее словам, если их слегка смазать маслом. Гость пробормотал себе под нос слова благодарности и последовал ее совету. Он похвалил выпечку, заметив, что никогда не ел ничего вкуснее и что даже любимое блюдо его молодости – оладьи с грибами не идут с ней ни в какое сравнение. После сказанного он подцепил ложечкой масло, потом еще раз, пока не счел кусочек достаточным, растопил его над своей чашкой и спустил по капле в чай, с довольным видом наблюдая, как масло растаяло и растворилось, оставив на поверхности тонкую, поблескивающую пленку жира. Барбара с матерью обменялись удивленными взглядами, продолжая помешивать ложечкой чай. Наконец мать произнесла:
