Он привёл к Бердаа свыше восемнадцати тысяч воинов: пять тысяч дейлемитов, свыше десяти тысяч набранных в землях Нефата добровольцев-кызылбашей[71] и примерно три тысячи воинов других подвластных Багдаду кавказских племён. Мохаммед мог бы явиться и с большим войском, но события в халифате не позволяли ему сосредоточиться только на захваченном русами Бердаа. Халиф, по сути, правил только в Багдаде и на территории Иран-Араби, а всеми остальными частями огромной державы управляли его полководцы и набравшая силу местная знать. Правитель Мосула и Джезирэ[72] Насир-эд-Доуле, воспользовавшись ослаблением власти Мохаммеда из-за вторжения русов в Арран и его бегства из Бердаа, решил прибрать земли Эль-мерзебана к своим рукам. С этой целью двоюродный брат Насира Абу-Абд-ул-Лах-Хусейн начал сосредоточивать для похода на Арран войска Мосула и Джезирэ, и, чтобы противостоять возможному нападению на свои владения, Мохаммед был вынужден оставить против Хусейна семь тысяч дейлемитов под командованием своего брата Али.
Однако значительное ослабление своего войска не беспокоило Мохаммеда — он был уверен, что настоящей войны между ним и находившимися в Бердаа русами и их союзниками не будет. Ну с какой стати русам, а тем более викингам с аланами и лазгами, сражаться сейчас за город? Они явились в славящуюся своим богатством торговую столицу Кавказа за добычей, захватили её и, как некогда великий князь Игорь, после достижения своей цели должны отправиться домой. На сей раз они несколько задержались с уходом из города, но причиной тому чрезмерное количество в Бердаа и его окрестностях прекрасного вина, к которому так охочи русы с викингами и аланы-христиане. Однако появление под стенами Бердаа Эль-мерзебана с большим войском напомнит незваным гостям, что им пора убираться из Аррана восвояси, иначе многим из них вместо возвращения с богатой добычей домой придётся навсегда остаться в долине Бердаа или на дне Куры.
Правда, кое-что настораживало Мохаммеда: заняв Бердаа, русы, вопреки своему обыкновению, не принялись за повальные грабежи, а громогласно объявили жителям, что те могут быть спокойны за свои жизни и имущество, купцы и ремесленники могут безбоязненно заниматься обычными занятиями, а городские власти заниматься всегдашними делами. Но самое удивительное заключалось в том, что русы не только сдержали свои обещания, но и удержали от грабежей и насилия своих союзников, которые как раз и вызывали у жителей долины Бердаа наибольший страх. Вдобавок к этому русы стали покупать у земледельцев необходимые им припасы, расплачиваясь за них звонкой монетой, хотя побывавшие до них в долине чужестранцы-победители отбирали всё нужное или понравившееся силой оружия. Но и этим странностям в поведении неприятеля Мохаммед нашёл объяснение: зачем нужно настраивать против себя горожан и жителей окрестных селений, чтобы затем подавлять их возможные выступления и бояться высунуть нос за крепостные стены, если можно купить добрососедские отношения ценой незначительной части захваченной добычи? Собственная жизнь и безопасное пребывание на вражеской земле стоили этого, тем более что даже самой богатой добычи ещё никогда не хватало для насыщения аппетита любителей до чужого добра.
Доходившим до Мохаммеда слухам о том, что русы якобы собираются надолго остаться в Бердаа, превратив город в свой оплот на Кавказе и объявив его частью Руси, он не верил. Ну о каких владениях Руси в сердце Кавказа может помышлять здравомыслящий властитель, если между Арраном и его исконными землями лежат огромные расстояния, а дорога между ними пролегает либо через враждебную Хазарию, либо через территорию вероломных и своекорыстных аланов и лазгов? А без помощи с родины русам в Арране долго не продержаться: им никогда не выдержать противоборства с могущественным Багдадским халифатом, который ну за что не смирится с потерей лучших своих кавказских владений и любой ценой возвратит их обратно, даже если для этого придётся отправить в Арран многочисленную армию и ввести в Куру сильный флот. Но великий киевский князь не пылкий юноша, чья голова забита красивыми несбыточными мечтами, а зрелый, перенёсший множество суровых жизненных испытаний державный муж, и он не станет приносить в жертву химерам
