В глазах Микулы мелькнуло удивление.
— Считаешь, что знание берега у впадины Куры в море для нас важнее, нежели знание самой реки? Почему?
— Вижу, воевода, ты позабыл главный урок прошлого похода на Хвалынское море — вторгнуться на чужую землю с мечом в руках намного проще, чем возвратиться с неё домой живым-здоровым, — сказал Глеб. — А я его помню и не намерен допустить былой ошибки.
— Ты не прав, — с обидой в голосе возразил Микула. — Этого урока не забыл ни я, ни великий князь. Именно поэтому наше войско пришло на Хвалынское море через земли аланов и лазгов, чью дружбу мы купили обещанием отдать им треть будущей добычи, хотя ещё до начала переговоров с ними понимали, что она будет оплачена большей частью русской кровью.
— Я имел в виду не аланов и лазгов, хотя придёт время всерьёз поговорить и о них, а халифат, чью столицу на Кавказе вы собираетесь захватить, и в случае, если её не удастся удержать, возвратиться с богатой добычей домой. Ты расспросил меня о войсках Эль-мерзебана, владыки Аррана и соседствующих с ним земель, но не поинтересовался, какой общей силой располагает Арабский халифат на Кавказе и Хвалынском море. А это для вас не одно и то же.
— Понимаю. Но зачем мне знать это сейчас, если после захвата нами Бердаа и начавшейся из-за него войны вся обстановка в Арране, а возможно и на всём Кавказе, в корне изменится и ничего общего не будет иметь с сегодняшней. Как говорится, сегодняшнему дню — сегодняшние заботы, завтрашнему — завтрашние.
— Существуют заботы, общие для любого дня, — сказал Глеб. — Вот одна из них. Великий князь со своими воеводами позаботился о возвращении домой через земли аланов и лазгов, чьей дружбой они решили заблаговременно заручиться. Но подумал ли кто из них, что попасть туда из Бердаа с ранеными и добычей проще всего будет морем?
— Подумал ли кто об этом? — удивился Микула. — Но разве это и так не ясно? Мы поплывём к Бердаа вначале морем, затем по Куре и возвратимся точно так — по Куре, а потом по морю.
— Тогда почему не интересуешься, как может сложиться для вас обстановка на море, когда отправитесь в обратный путь? Или помнишь, как господствовали на море в прошлый раз, не имея на нём достойного противника, и полагаешь, что так будет и теперь?
— На Хвалынском море нет флота, способного противостоять нам, — уверенно заявил Микула. — А жесточайшее поражение, которое мы нанесли в прошлом походе правителю Ширавана Давдаду, отобьёт охоту вступать с нами в сражение у любого возможного противника, даже превосходи он нас в силах. Мы расспрашивали побывавших на Хвалынском море купцов и в Киеве, и по дороге сюда, и все они в один голос утверждают, что халифат располагает числом кораблей, способных оборонять прибрежные города от нападения пиратов, но которым не по плечу воевать с нами.
— А сейчас послушай, что скажу я. Вы расспрашивали о флоте халифата купцов, знающих о нём понаслышке или видевших боевые корабли издали, а я разговаривал о них с пиратами, которые с этими кораблями сражались. Надеюсь, ты знаешь, что сарацины — превосходные моряки и на равных воюют в Средиземном море с византийцами? А слышал ли ты, что у сарацин имеется свой «греческий огонь», мало чем уступающий ромейскому, который они успешно применяют на суше и море, и что их огненосные корабли именуются «харраки»? Так вот, после вашего прошлого похода на Хвалынском море взамен уничтоженных вами сарацинских кораблей появились несколько харрак, которые наводят ужас на морских разбойников. По их подсчётам, харрак шесть или семь, все они имеют подменных людей и постоянно находятся в море, приходя к берегу для починки и пополнения запасов воды для питья и еды.
— Я слышал о харраках, однако точного числа их не знал и думал, что для борьбы с пиратами вполне достаточно двух-трёх. Но даже шесть или семь харрак не представляют для нас в морском бою серьёзной угрозы. Если мы научились сражаться с дромонами[47] и даже топить их, а они превосходят харрак по размерам и числу воинов, то справимся и с сарацинскими метателями «греческого огня».
