Митрофан Николаевич снова закружился по кабинету и стал похож на небольшой рыжий смерч. Он сновал от столов, составленных буквой "Т", к окну и обратно, и от этого энергичного мельтешения у Федора Борисовича Дыряева рябило в глазах.
— В область звонил? — снова остановился первый секретарь.
— Позвонишь туда, — пробурчал Дыряев. — Три дня проливные дожди лили, ни один телефон в поселке не работает.
— А рации? — с надеждой вспомнил Пригода. — Тебе же месяц назад рации завезли!
— Рации завезли, — согласился Дыряев. — А вот аккумуляторы к ним ХОЗО так и не выдало. Нет связи, Митрофан Николаевич.
— Значит, надежного человека пошли! — просветленно сказал первый секретарь. — Есть же у тебя такие, я точно знаю. Как его, Соловей, вон, ему жар-птицу поручи добыть — добудет, подлец, и пропьет, если вовремя не отнимешь…
Подполковник задумчиво посопел.
— Соловьева хорошо за раками посылать, — вслух подумал он. — В этом деле он спец, а вот чтобы сотню верст по грязи отмахать, да еще по нашей бузулуцкой грязи, это ему, Митрофан Николаевич, не под силу будет.
— А ты — прикажи! — требовательно сказал Пригода.
— Приказывать надо выполнимое, — не согласился Дыряев. — Подчиненный должен понимать, что это ему посильно. А скажешь ему на дот голой грудью кинуться, так он не Матросов, он тебе такой кукиш покажет!
Пригода снова метнулся к двери. Римский военачальник стоял у окна спиной к окружающим, и Клавочка, не обращая внимания на учителя рисования, торопливо пудрила носик французской пудрой, подаренной ей Митрофаном Николаевичем. При этом она продолжала что-то щебетать, явно пытаясь обратить на себя внимание римского легионера.
Пригода помрачнел и вернулся к столу.
— Откуда у нас римским легионерам взяться? — гневно сказал он. — Такие только на страницах учебников да исторических романов остались. Ну, что мне с ним делать? Нет, ты мне скажи, Федор Борисович, что мне с ним делать? Не могу же я пойти на политически неправильный шаг? Ну, пойду я с ним на какие-то переговоры, ты представляешь, что со мной в обкоме сделают?
Было видно, что первый секретарь райкома изрядно трусит. Вместе с тем Пригоду раздражало поведение секретарши — перед кем трясогузка хвостом вертит?
— Мое дело воров ловить, — сказал начальник милиции. — А тут, хоть и древние, а все же иностранцы. Тут протокол нужен, а какой из меня дипломат? — Митрофан Николаевич мстительно усмехнулся.
— Как с председателей дань собирать, — сказал он, — так на это у тебя, понимаешь, дипломатии хватает. А как решение принять, так ты этот хомут на мою шею вешаешь. Интересное кино получается. И что я ему должен сказать? Такое с бухты-барахты не решишь, тут с обкомом посоветоваться нужно, взвесить все. Нельзя в таких вопросах с кондачка решать.
— Посоветуйтесь, — миролюбиво предложил начальник милиции. — Область далеко, а римляне — вон они, на площади ждут. Ну, доберетесь вы до области, доложите — и что? Вы думаете, что они вам там враз поверят? Нет, там тоже люди сидят, скажут — допился Митрофан Николаевич, как говорится, руль из рук выпустил…
Замечание подполковника было на редкость трезвым и резонным. Пригода застонал и снова метнулся к двери.
— А может, это и не иностранцы вовсе, — вслух подумал он. — Может, это кино снимают! А нас предупредить забыли. Мы с тобой ни слухом ни духом, а они тайком камеру крутят, а потом — пожалте вам, наши с тобой, Федор Борисович, глупые морды в «Фитиле» на всю страну демонстрируют… Ославят ведь гады, так ославят, что коровы на фермах над нами ржать будут!
— Ну, коровы, положим, над нами ржать не будут, — с убежденностью истинного сельчанина сказал начальник милиции.
— Нет, Федя, ты как знаешь, а я с ним разговаривать не стану, — принял решение первый секретарь. — Ты у нас внутренние органы, тебе и решение принимать. И не надо, товарищ подполковник, не надо уклоняться от решения задач, которые на милицию самой жизнью возложены. Ясно?
— А я его куда дену? — подавленно сказал начальник милиции, огорченный партийной стойкостью районного руководителя. Не то чтобы он был удивлен принятым решением, иного и быть не могло, но каждый человек в глубине своей души в трудную минуту надеется на чудо.
