Молодой человек лишь однажды заговорил с ней о замужестве, но она ответила, что не годится в жены. Однако его это не слишком обезнадежило, он надеялся, что она со временем переменит свое решение.
Иногда в загородном ресторане, когда ужин уже подходил к концу и вокруг становилось все более шумно, она, немножко захмелев и куря, приглашала молодого человека в отдельный кабинет и просила позвать цыган. Они приходили, исполняли для нее свои разудалые песни, а она их слушала с какой-то странной улыбкой. Потом он ее провожал домой в два или три часа ночи, в беспамятстве целовал воротник ее шубы, вдыхая ее аромат и считал себя невероятно счастливым.
Незаметно пролетел январь, февраль, отпраздновали масленицу. В прощенное воскресенье она пригласила его к себе в пятом часу вечера. Приехав, он застал ее одетой во все черное и готовой к выходу. А на его удивление заметила, что завтра ведь чистый четверг. Она предложила отправиться в Новодевичий монастырь, юноша удивился, но согласился. Мимоходом девушка рассказывает, что вчера была на Рогожском кладбище, что удивило молодого человека еще больше. Далее она говорит, что присутствовала на похоронах их архиепископа и описывает страшный, но торжественный процесс, песни хоров, убранство могилы. Сообщает, что часто по утрам и вечерам, если никуда не идет с ним, ходит в Кремлевские соборы. Оба замолчали. Вечер был тих и морозен, они отправились на кладбище, осторожно ступая между могилами. Они задержались ненадолго около последнего пристанища Эртеля, Чехова. Морозец крепчал, стало совсем темнеть и они неспешно пошли к экипажу. Девушка попросила немножко покататься по городу, прежде, чем ехать есть блины к Егорову. Они поехали на Ордынку искать дом Грибоедова, ездили переулками и садами, она, как-бы невзначай, напомнила, что недалеко Марфо-Мариинская обитель.
Наконец, прибыли в трактир Егорова в Охотном ряду, поднялись в верхние комнаты, где была икона богородицы троеручицы, а под ней горела лампадка. Они заказали обед и разговор зашел о том, что теперь только в далеких северных монастырях, да в церковных песнопениях и осталась та самая, настоящая Русь. Возлюбленная рассказывает как хорошо поют в различных монастырях, где она была, как ей нравится это соприкосновение с родной историей и вскользь говорит, что однажды сама уйдет в монастырь. Он это воспринимает в шутку. А она ему зачитывает наизусть отрывок из летописи в которой говорится о змее-искусителе с прекрасным человеческим ликом, который послан героине, чтобы ее погубить. Юноша удивлен ее поведением, речами, даже, как-то насторожен непривычным поведением подруги. Тем же вечером, она попросила проводить ее неожиданно рано, когда был всего лишь одиннадцатый час и выразила желание завтра отправиться на капустник Художественного театра.
На следующий день, придя к ней, он увидел, что у нее повсюду был зажжен свет, а из прихожей доносились так знакомые ему звуки «Лунной сонаты». Она была одета в нарядное черное бархатное платье, в ушах – бриллиантовые сережки, прическа – девушка была ослепительно красива. Они поехали на капустник.
Все время мероприятия она много курит и постоянно пьет шампанское, внимательно рассматривая актеров. Все восхищены ее красотой, с ней чокаются шампанским, называют Шамаханской царицей, приглашают танцевать польку. Было уже почти три часа ночи, когда они собрались уходить, и всю дорогу домой она была необычайно молчаливой, а потом неожиданно, к вящей радости и счастью молодого человека, предложила ему отпустить кучера и остаться у нее. Утром он проснулся от того, что она в упор смотрела на него, сказала, что вечером уезжает в Тверь и никто не знает как надолго, обещает написать как устроится там, а сейчас попросила его уйти. Он одевается и пешком идет домой по скрипучему снегу.
Через две недели приходит письмо, в котором говорится о том, что она никогда не вернется в Москву, просит не ждать и не искать ее, сейчас собирается идти на послушание, а после возможно решится на постриг.
Юноша начал спиваться, гулять по разным кабакам, все больше опускаясь на дно жизни. Потом постепенно начал приходить в себя. На это ушло два года.