— Австралия — самая демократическая страна в мире, — самодовольно твердил он. — Никто не может помыкать другими. Допустим, я работаю на владельца этой машины, все равно я сам себе хозяин — не захочу на работу выйти, могу дома остаться. Живу в таком же доме, как мой босс, у меня в комнатах не хуже, чем у него. Конечно, он владеет собственной машиной, зато я могу сколько угодно пользоваться этой. Каждое воскресенье вывожу семью за город.
Внезапно Бил нажал ногой тормоз, да так, что машина с полквартала ехала юзом. Я удивленно вертел головой: что случилось? Ничего особенного, просто Бил приметил еще двоих клиентов: тощего юнца и краснощекого здоровяка, от которого попахивало пивом. Им нужно было в совсем другой конец города, но это Била ничуть не смущало.
Новые пассажиры были поглощены обсуждением предстоящих скачек, они стали допытываться у меня, что я думаю о фаворитах. Пришлось с сожалением признаться, что я плохо осведомлен об австралийских рысаках. Оба чрезвычайно удивились, но их утешил Бил, великолепный знаток конного спорта. Обо мне они совсем забыли, и я даже обрадовался, когда Бил подобрал еще одного пассажира, который заговорил о погоде.
Тема и впрямь злободневная: было безветрие, температура воздуха — тридцать восемь градусов. Новый собеседник заверил меня, что в Аделаиде летом далеко не всегда так жарко. Обычная дневная температура — около тридцати градусов. Зато зимой холодно, приходится надевать пальто, шляпу, перчатки.
Аделаида оказалась почтенным и несколько престарелым городом; дома затейливо разукрашены в викторианском стиле. Внезапно Бил опять затормозил так, что нас всех швырнуло вперед. Я спрашивал себя, куда он втиснет еще людей, но оказалось, что любители скачек выходят. Расплатившись по таксе, которую Бил определил неведомо по какому принципу, они непринужденно перелезли через ограду великолепного парка и улеглись на травке под развесистым деревом. С удивлением я обнаружил, что всюду между роскошными клумбами лежат или сидят люди. Кто-то спал, кто-то ел, две женщины вязали, дети играли в прятки среди цветов, влюбленные нежно обнимались, точно они были в лесной глуши, а не в нескольких метрах от заполненного пешеходами тротуара.
— Видимо, в ваших парках нет объявлений «По газонам ходить воспрещается», — заметил я.
— Конечно, нет, — подтвердил Бил. — У нас свободная страна.
Немного погодя он снова остановил машину, теперь у большого здания, в котором помещались всякие учреждения. Я вышел, вышел и тот пассажир, которого занимала погода. По привычке я дал Билу чаевые, но он возмутился.
— Оставь их себе, приятель. Здесь демократическая страна. Привет!
Он дал газ и влился в поток машин.
— А что, все австралийские таксисты такие, как Бил? — спросил я нового знакомца.
— Конечно. А чему вы так удивляетесь?
Я пробормотал, что впервые приехал сюда, не знаю здешних порядков, попрощался и поскорее вошел в подъезд, над которым висела вывеска: «Отдел уличного движения». Обратился со своей проблемой к первому же служащему, но он счел, что дело слишком сложное, и предложил мне пойти к боссу. Начальник, плечистый мужчина лет шестидесяти, сидел за своим столом без пиджака, в одной рубашке, и пил чай. Только я открыл рот, чтобы объясниться, как он прервал меня, указав жестом на кресло:
— Садитесь. Как раз к утреннему чаю поспели. Вам с сахаром, с молоком?
— С сахаром, без молока, — ответил я, твердо решив отныне перенимать австралийскую простоту нравов, тем более что она пришлась мне по душе.
— С сахаром, без молока! — крикнул босс в полуоткрытую дверь, и тотчас появилась миловидная секретарша, неся стакан горячего чая.
— Слышу по выговору, вы из Европы, — продолжал босс. — Как там дела идут?
— Смотря где, — ответил я. — В некоторых странах…
Но босс, подобно Билу, явно предпочитал рассказывать, а не слушать.
— Я ведь побывал в Европе. Еще во время первой мировой войны. Вы знаете, конечно, что мы, австралийцы, помогли выиграть войну. Да, вот это жизнь была…
И он принялся со всеми подробностями описывать, как проводил отпуск в одном французском городишке. Я внимательно выслушал все до конца, после чего очень вежливо и скромно напомнил ему о своем деле.
