Бумеранг - страница 4

3. Если утром, собравшись в путь, вы никак не можете двинуться с места, то это чаще всего потому, что вы забыли поднять пол.

4. Если вы по мокрому асфальту едете со скоростью больше тридцати пяти и меньше тридцати километров в час, то фургон ведет себя, словно потерявший управление корабль в шторм. (Пользуюсь случаем извиниться перед тремя владельцами «фольксвагенов» и одним водителем грузовика, которым неподалеку от Штутгарта пришлось спасаться от меня в кюветах.)

5. Нужны почти военная дисциплина и строжайший порядок, если вы не хотите тратить дорогое время на розыски запропавших вещей.

Заметно умудренные опытом и твердо убежденные, что, в какую бы часть света ни отправиться, лучшего способа путешествовать не придумаешь, мы в начале осени 1955 года вернулись в Упсалу и приступили к укладке вещей. Впрочем, «укладка», пожалуй, не то слово: мы отказались от чемоданов, сундуков и все — одежду, фотоаппараты, оружие, консервы, книги, обменный товар — просто-напросто рассовали в машине и фургоне. Так будет легче разобраться, когда мы доберемся до Сиднея.

Накануне нашего расставания с Упсалой выдался первый холодный денек, подморозило, а перед тем прошел дождь, так что дороги превратились в катки. Был миг, когда казалось, что наше путешествие в Австралию оборвется в каменном карьере поблизости от Хальсберга. Все-таки нам удалось выкарабкаться назад на дорогу и заблаговременно прибыть в Гётеборг, где нас ожидала «Баррандунья».

Погрузить «ведетту» оказалось просто, гораздо капризнее вел себя фургон. Он то и дело норовил соскользнуть с досок, которые подсовывали под него грузчики. С помощью толстых канатов и хитроумных узлов они в конце концов усмирили его. Вознесенный краном к небесам, фургон на фоне хмурого осеннего неба казался раскрашенным пасхальным яйцом. Вдруг его кач-нуло порывом ветра. Я трусливо зажмурился: сейчас будут грубо сокрушены мои радужные мечты… А когда решился открыть глаза, фургон уже стоял на палубе рядом с машиной.

— Раз до сих пор все шло хорошо, можно быть спокойным за будущее, — рассмеялась Мария-Тереза.

Я в душе надеялся, что она окажется права.

— В год докеры устраивают с десяток небольших и не меньше одной продолжительной забастовки, — сказал один из наших австралийских друзей. — Похоже, что на очереди как раз большая забастовка. В Австралии чаще всего бастуют летом, получается как бы дополнительный отпуск…[2]

Другой пассажир поведал печальную историю о своем друге, который, прожив несколько лет в Англии, вернулся с семьей в Австралию в разгар большой забастовки. Докеры отказались сгружать даже их мебель, и пришлось беднягам два месяца жить в пустых комнатах, спать на полу. А машина, которую они отправили на другом судне, так и уплыла обратно в Англию!

Поздно вечером «Баррандунья» бросила якорь на рейде Аделаиды. Стоя на прогулочной палубе, мы смотрели на огни порта. Неужели застрянем? Буксир мешкал, и мы не выдержали, пошли спать. А когда проснулись утром, судно уже стояло у пристани. Я поспешно открыл иллюминатор и выглянул наружу. Прямо напротив меня вытянулся огромный железный пакгауз, поодаль стояло еще несколько. И все заперты на замок. На пристани ни души, мертвая тишина.

— Что, забастовка началась? — крикнул я штурману, который спускался по трапу, принарядившийся, щеголеватый.

— Нет, — ответил он смеясь, — просто сегодня воскресенье, а в воскресенье в Австралии никто не работает.