Ошеломленная Саша растерянно оглянулась, а Исаак, не скрывая гордости за свое имущество и удовольствия от произведенного ванной впечатления на молоденькую и симпатичную подругу Мишеля, засуетился, отворачиваясь, поворачиваясь и поясняя:
— Ну, с водопроводом, милая барышня, вы справитесь без подсказок, что тут говорить, вот только напор горячей воды здесь слабенький, так уж и дому этому которая сотня лет пошла, а водопровод появился почти вместе с ним, а вот полотенца, заметьте, чистые! — вот-вот, возле двери на крючочках, а всякие там мыла, шампуни и пенки возле маленького зеркала…
В самом деле, за громадами боковых зеркал и полумраком слабого освещения, сразу в глаза не бросалась небольшая полочка в изголовье ванны, уставленная двумя десятками всевозможных флаконов и тюбиков, и оснащенная еще одним старинным зеркалом, по возрасту на столетия превосходящим боковых собратьев.
— А мы пойдемте, Миша, не надо смущать барышню, — проговорил довольный произведенным эффектом Исаак, выпихивая Мишеля обратно — в коридорчик и дальше, в пошивочно-примерочный зал.
Предложив Мишелю высокий и неудобный примерочный табурет, а сам усевшись поудобнее за небольшой, персональный столик закройщика, Исаак поинтересовался:
— Миша, неужели есть такое важное дело, которое вас привело ко мне так рано? и эту барышню тоже? Кстати, очень и очень приличная девушка, совсем даже Городом не испорченная, можешь мне немножко поверить…
— Почему ж рано? народ уже на заводах и в конторах спину гнет, — отозвался Мишель. — А дело у меня и в самом деле имеется не простое. Жизнь так сложилось, что должен я уехать из Города, а весь мой гардеробчик пришел в совершенную негодность, ну, знаешь, Исаак, как это бывает у холостяков?
— Ой, только не рассказывайте мне из своей холостяцкой жизни, Миша, — дал нужную реплику Исаак, — если бы вас видел с иголкой в руках мой папа, он бы сразу сказал, что вы прирожденный портной и ваша мама наверняка была еврейкой…
— Но гардеробчик мой все равно пропал… — рассмеялся сомнительному комплименту Мишель. — Но — мало мне своих приключений, но теперь надо уехать вместе с милой девушкой, которая сейчас принимает ванну, спасибо тебе Исаак, а у нее приличного гардеробчика не было совсем никогда…
— Миша, если вы скажете сейчас, что вы уезжаете завтра утром, то вы меня убьете!!! — Исаак картинно закатил глаза и развел руками, любил старик иной раз полицедействовать. — У меня куча всяких и разных заказов, я с удовольствием их отодвину ради вас, но просто бросить все — не смогу… там же и дочка мэра нашего толстозадого, и жена генерала Пфальца, а она такая истеричка, что боже ж ты мой…
— Исаак, у меня есть деньги, — с твердой доброжелательной улыбкой поглядел на портного Мишель, — у меня есть наличные деньги и гораздо больше, чем нужно, что бы оплатить одежду, срочность пошива и истерику генеральши…
— Ну, вот, Миша, вы сразу про деньги, хотя с этого и надо было начинать, — удовлетворенно потер руки Исаак. — Так что бы вы хотели конкретно? Для себя и для барышни…
…А Саша блаженствовала. Давненько, да что там давненько, никогда она еще не оказывалась в такой ванне, напоминающей больше о роскоши средневековых магнатов, чем о маленьком еврейском ателье в старинной части Города. Даже просто полежать сначала в горячей, а потом и в теплой воде после бурных приключений прошедшего вечера и ночи было уже счастьем. А тут еще и шампуни, и крем-мыло, и пенка и даже ароматические и целебные соли. Вот только одна беда приключилась к концу этой освежающей тело и душу процедуры. Кроме больших махровых и вкусно пахнущих полотенец в ванной не нашлось ни единой тряпочки. И пришлось Саше, сунув в карманчик грязные трусики, и закрутив вокруг кисти руки провонявшую потом водолазку, опять одевать слегка почищенные после заброшенного цеха мини-юбочку и короткую жилетку на голое тело. Впрочем, такая эротика привела в восхищение и старого Исаака, и Мишеля, вдруг увидевшего в подруге не просто свою самку, девчонку, подобранную в ресторане, а красивую, желанную и — ох, черт, неужели — любимую подругу.
