И вдруг мне стало сначала жарко, потом холодно. Холодно, несмотря на то, что под полушубком на мне был теплый джемпер, водолазка и хлопчатобумажная майка на кружевных бретельках. В затылке тупо заныло. Наверное, от переутомления мозгов. Семечки вмиг утратили вкус. В мою пустую голову просто так, от нечего делать, заглянула одна весьма простая и очень логичная мысль. Я вдруг подумала: "Вместе или отдельно пишется слово "неумышленное", и, ещё ни о чем не тревожась, мысленно откинула частицу "не"...
О, Господи! У меня не было знакомых врачей. Абсолютно не было! У любого уважающего себя гражданина непременно есть такой знакомый, которому можно изгадить праздник, в разгар свадьбы или дня рождения пристав с вопросом: "Скажите, а как можно быстро остановить понос?" или "Вы не знаете, отчего у меня под носом вылез этот прыщ?" А я не дружила с врачами. Я дружила с актерами, журналистами, "гениальными" поэтами, мечтала общаться с простыми, нормальными и невыпендрежными "технарями", но отчего-то так и не удосужилась завести себе хотя бы парочку приятелей-эскулапов.
Дефибрилляторы, какие-то мудреные названия лекарств... Во всем этом не разберешься не только без бутылки, но и без консультации специалиста с высшим медицинским образованием. Вон Марина! Кажется, начинала учиться в мединституте. Пусть не закончила, но ведь училась же! Причем проучилась несколько лет. А сама разобраться не смогла, приставала к знакомым. Кстати, почему она не спросила у Андрея? Или свои вопросы она задавала уже после того, как он пропал?.. Она не разобралась в том, что произошло, а он понял! Он поднялся наверх за женой, случайно увидел то, что не предназначалось для посторонних глаз, и понял! Потому что он врач, а она медсестра! Врач понял бы. Врач обязан был понять! И они поняли, что он понял!
Теперь уже было не до церемоний, не до боязни быть осмеянной или выгнанной взашей и даже не до взаимный обид. Шустренько подхватившись, я рванула обратно за угол, вихрем пронеслась мимо изумленной бабушки с семечками и ринулась к профилакторию. Крыльцо оказалось скользким, я чуть не рухнула носом прямо на холодный мрамор. Но даже не стала замедлять темп, лишь на бегу поскребла подошвой об угол ступеньки и толкнула стеклянные двери, за которыми маячил охранник. Меня опять пропустили "к Кубасовой", записали фамилию и имя и так, будто я чего-то ещё в этом профилактории не знала, указали на лестницу, ведущую на второй этаж. Слава Богу, кабинет Шайдюка тоже находился на втором этаже. Дверь я открыла, даже забыв постучать. Впрочем, Анатолий Львович нисколько не удивился. Посмотрел на меня, чуть склонив голову к плечу (причем в глазах его не отразилось абсолютно никаких эмоций), и спросил:
- Опять кого-то ловите, Евгения Игоревна, или так, подлечиться?
- Анатолий Львович, - я быстро подошла к столу и опустилась на стул, нас с вами связывают не совсем приятные обстоятельства, у вас, конечно, есть повод на меня обижаться...
- Господь с вами! Нас ничего не связывает! - он в притворном ужасе махнул обеими руками, откинувшись на спинку кресла. - Я устал объяснять это своей жене, а теперь ещё и вам.
- Я не в этом смысле. Просто мне очень нужна ваша помощь. Точнее, консультация.
- А что такое? Опять гастрит?
- Нет... Скажите, пожалуйста, можно ли убить человека, вовремя не введя некоторые лекарства или не включив дефибриллятор?
- А вы планируете? - осведомился он совершенно серьезно. - Однако, какие разносторонние у вас, Евгения Игоревна, интересы! Ну, что я вам могу сказать? Конечно, можно!.. Или вас, так сказать, технические подробности интересуют?
- Да. Дело в том, что мне нужно понять досконально...
- Конспектировать будете, или мне в нормальном темпе говорить?
- Анатолий Львович, - взмолилась я, - давайте серьезно! Ну, пожалуйста! Я пока, вот так сразу, не могу объяснить вам в чем дело...
- Ну, конечно! - Шайдюк широко развел руками, а мне подумалось, что Митрошкин за это мое "я пока не могу объяснить в чем дело" меня когда-нибудь пристукнет.
- ... Анатолий Львович, в самом деле! Это не касается ни вас, ни вашей семьи, это, вообще, только подозрения. Но серьезные подозрения.